Оглянувшись с моренного гребня назад, Чердынцев еще увидел, как «газик» уползал черным жуком по кромке Фанского ущелья. Второй «газик» — фаизовский — будет ждать тут хозяина и день и два, пока Фаизов не закончит свои дела.
Грузовая дорога кончалась здесь. Отсюда все грузы на станцию гляциологи доставляли на собственных плечах или на волокушах. Не мог же Чердынцев просить, чтобы гляциологов снабжали при помощи вертолетов. Чердынцев знает, во что бы это обошлось, он уже двадцать лет занимается изучением ледников и эту гляциологическую станцию строил своими, можно сказать, руками, а расплачивался за всякую неприятность своими боками.
Итак, тут всего шесть километров. Но все шесть — в гору. И на первом километре у непривычного человека сбивается дыхание. Все-таки высота три тысячи триста!
Ну, а сам-то Чердынцев привычный или непривычный? А вот уж это — смотря к чему. Пройти шесть километров по леднику — это он может, навали какую угодно ношу, лишь бы мог поднять. А что касается встречи с этой Тамарой Константиновной, то тут он, пожалуй, предпочел бы отступить…
Интересно, почему он соврал Адылову? И еще так неловко, что секретарь сразу о чем-то догадался. Как он в чайхане выстрелил: «А ведь она вас, наверно, знает! Чего бы ей так сюда стремиться, если она не надеется увидеть радугу?»
А впрочем, знает ли ее Чердынцев? И как вообще можно узнать женщину? Он был женат целых десять лет, но так и не узнал, не понял свою жену. С тех пор он уже много лет сторонится женщин. Друзьям и помощникам это кажется смешным, но он-то помнит, чего ему стоило тогдашнее незнание и непонимание. Да и можно ли понять женщину при случайном знакомстве? Можно лишь сказать, красива она или безобразна, да и то у тебя и у соседа могут быть совершенно разные мнения. Можно прислушаться к ее речам. Но женщины остерегаются раскрывать себя в речах. Они знают, что странные законы очарования могут воздействовать и через таинственное молчание, скромный жест, трогательную улыбку, гордое небрежение. А этим таинственным языком жестов и намеков владеют, по-видимому, в одинаковой степени и умные и глупые женщины. Его бывшая жена, например, была не очень умна, но, кроме него самого, этого никто не замечал, да и сам-то он понял это только через несколько лет после свадьбы, когда она вдруг решила сама заняться его карьерой…
С Волошиной он встретился во время отпуска, на юге, в санатории. На отдыхе, да еще в санаторной обстановке, все женщины становятся красивее. Особенно молодые. Чердынцев считал, что в этих условиях женщины кажутся вдвое краше и что с самого воздушного создания — а именно такой и была Волошина — лучше скостить процентов пятьдесят очарования, чтобы не было больших ошибок. А уж из остальных пятидесяти исходить, рассуждая о ее уме, прелести и прочих достоинствах.