— Будь она трижды проклята! — процедила мать сквозь зубы. И, подоив корову, вытерла руки, поцеловала сына. Попросила подождать: — Ты тут погоди. Чтоб Катька, увидев тебя, не рехнулась на радости. Пойду подготовлю ее и приведу. Уж наревелась она! Чего только не наслышалась. Ночами не спала. А ныне покою нет. Все снился ты ей, все жалел да уговаривал дуреху свою не выть, не хоронить загодя. Этим она и жила. Все ждала тебя, снам верила, как сказке. Если б не они, свихнулась бы баба…
Катька не враз поверила в услышанное. Осторожно вошла в сарай. Без крика, тихо шагнула к Федьке, обняла крепко, молча, лишь тихий стон вырвался.
— Вернулся. Целехонек. Уберег тебя Господь! Благодарствую Создателю!
Поздним вечером, закрыв окна ставнями, а все двери на засовы, сидели на кухне, разговаривали вполголоса.
— Как дальше жить станем? Нешто все время на чердаке иль в подвале мучиться? — вздыхала Катька.
— Могу в тайгу уйти!
— Зачем? Ить не бездомный! — обиделась жена.
— В доме опасно. Подсмотреть, подслушать могут. Свои же, сосновские. Им после всего не верю. Они ничуть не лучше той, поселковой. За свою шкуру родную мать не пожалеют. А потому в тайгу мне уходить придется. Но не насовсем. Навещать стану. Да и вы знать будете, где я приютился. Чуть что — нагрянете. Оставаться мне в избе опасно. Ладно б сам. Но из-за меня и вас чекисты не пощадят. Всех сгребут. Потому сторожко будем, — предложил Федька.
Он рассказал матери, как попал к ворам, как вместе с ними был в деле. И получил свою долю.
— Грех это, Федя! У тебя малыш в доме растет. Зачем грязь принес? — укорила мать.
— Когда власти все у нас отняли, это не грех? Семью извели! Меня в яму закопали, как собаку! Это правильно? Я не их, я свое вернул. Отнятое! Да и то лишь малую его часть! За что ж меня коришь? Почему мы бедствовать должны, а власти жиреть? Не мне, так ворам досталось бы! Они все пропьют. Им всегда мало. И властям! Сколько с нас шкуру дерут? Все не нажрутся! Я лишь сдачу взял. За свое. Не все, конечно. Так, мелочь…
— Всяк за свой грех сам ответит. И они, и мы, — сказала мать. Но, увидев пачки сотенных, осеклась, умолкла.
Федька предупредил, что тратить эти деньги сейчас нельзя. Сказал и почему. Мать усмехнулась:
— А на что мне магазины? Да я их на базаре потихоньку поменяю. Никто и не придерется. Все равно каждую неделю сметану да яйца вожу продавать. Так потихоньку по одной, по две бумажки за раз. Чуть полегче будет.
Федька едва отговорил мать. Ей так хотелось купить кое-что невестке в подарок. Но Федька запретил и отдал ей все, что у него было. И пачку десяток — выкуп за финку.