— Попался, скотина! Теперь не смоешься!
Федьку выбили из люка сапогами. В наручниках, под забористый грязный мат втолкнули в милицию.
Все ребра пересчитали сапогами трое мордоворотов. Били лежачего, беспомощного. Такого не делали даже потерявшие всякий стыд и жалость отпетые стопорилы. Даже в зонах, взъяренные фартовые не мокрили суку, если он не держался на ногах до разборки. На такое была способна лишь милиция.
Именно за эту зверскую жестокость убивали их повсюду воры. Даже те, кто по закону не имел права пролить хоть каплю крови, считал для себя за честь и долг — размазать лягавого. Их никогда не считали за людей, тем более — за мужиков. Когда в зону попадал осужденный милиционер, его в тот же день разносили в куски зэки, даже те, кто не имел ни малейшего отношения к ворам. Потому что всякий осужденный прошел через руки милиции и мстил за свое, перенесенное и пережитое.
Федьку бросили в камеру синим окровавленным комком. Без сознанья и дыханья. Ничего не добившись, не выбив ни единого слова. На нары его положили мужики, которые сидели в камере за избиение жен, мелкие кражи.
Федька долго не приходил в себя. А когда открыл глаза, увидел тюремную камеру, врача, менявшего гипс на ноге. Он ни о чем не спрашивал, все делал быстро, молча.
В камере вместе с Федькой оказались и воры. Они накормили, поделились куревом. Успели сообщить на волю о Федьке. И «малина», узнав о случившемся, сумела передать Федьке солидный «грев».
Узнав о нем, воры камеры решили помочь ему, быстрее поставить на ноги и, пропилив гипс, приложили к перелому серебряную пластину, поили настоем, который Федьке приготовили фартовые, знавшие толк в этих делах. Настой передавал в камеру подкупленный охранник. И скоро от перелома не осталось и следов.
Едва заметив это, Федьку начали таскать на допросы к следователю. Но не добились ни слова. Его избивали и снова швыряли в камеру. Так длилось больше месяца. Его пытались запугать, сломать одиночной камерой, морили голодом. Но ничего не добились.
Молчал он и на суде. Ни слова не обронил, услышав приговор, — пятнадцать лет усиленного режима.
Судья оглядела Федьку с ног до головы, будто изучая редкий экземпляр столь молчаливого подсудимого. На миг их взгляды встретились.
Федька узнал ее сразу. Он весь процесс сидел, не поднимая головы. Не слушал, не видел никого вокруг. Свое обдумывал — побег на волю.
Ольга узнала Федьку по документам, еще до суда. Она не думала, не ожидала свидеться с ним. Она давно уехала из захолустного поселка, несколько лет работала судьей в Омске. Она забыла Федьку. И не вспоминала о нем. В ее жизни многое изменилось.