Генерал Исмаил бин-Зубейд старался запомнить все, каждый жест, каждую деталь, потому что хотел знать, за что будет мстить. Он вдруг поймал себя на том, что вместе с приговоренными шепчет слова молитвы. Те, кто стоял рядом с генералом, тоже заметили это, отступая, отшатываясь от человека, что-то беззвучно говорившего, устало опустив веки.
-- Довольно! - Резкий злой крик вырвал бин-Зубейда из забытья. - Пора приступать!
Палач, безучастно стоявший на краю эшафота, сделал шаг, приближаясь к тяжелой колоде, к которой два гвардейца уже подтолкнули первого из приговоренных - Хафиза Аль Джебри. Солнечные лучи разбились мириадом брызг о сталь широкого, плавно изгибавшегося и чуть расширявшегося к острию клинка, специально утяжеленного - чтобы одним ударом отсечь голову преступника, не доставляя ему излишних мучений.
Принц Аль-Джебри не пытался сопротивляться, следуя туда, куда тащили его дюжие бородачи-гвардейцы. Вот его пригнули к колоде, палач встал сбоку, обеими руками вздымая над головой свой жуткий скимитар. Замах, удар, воздух стонет, рассекаемый оточенным не хуже бритвы лезвием - и клинок с глухим стуком вонзается в отполированное дерево, а голова, от которой отлетают брызги крови, катится по помосту.
Толпа замерла - все собрались здесь в ожидании зрелища, но увидев то, чего хотели, почувствовали страх и омерзение, уже почти безмолвно, без движения наблюдая за тем, что происходит далее. А гвардейцы между тем подняли с колен Самира Аль-Зейдина, ухватив его за локти и потащив к колоде, уже впитывавшей в себя первую пролитую сегодня кровь.
-- Нет!!! - пронзительный вопль заставил вздрогнуть тысячи зевак. - Нет!!! Прости!!! Пощады!!!
Вырвавшись из рук гвардейцев, бывший глава королевской разведки на коленях пополз по эшафоту, простирая руки ко дворцу государя, каменной громаде, возвышавшейся над площадью. Он кричал что-то неразборчивое, рыдая и вырываясь из рук стражников. Но те, легко поборов сопротивление, схватили приговоренного, швырнув его на все ту же колоду. Аль-Зейдин еще что-то кричал, захлебываясь слезами, когда вновь свистнул, опускаясь, скимитар палача - и крик оборвался невнятным воплем, а потом вновь наступила тишина.
Генерал Ахмед Аль-Шаури не дожидался, когда гвардейцы толкнут его к палачу - он сам сделал первый шаг, пройдя весь путь, всего несколько шагов, последних шагов в его жизни, без посторонней помощи. Он шел навстречу неизбежному, как когда-то шагнул под огонь врага, вынося своего раненого бойца, хотя знал, что сам может лечь рядом с ним. Исмаил бин-Зубейд замер, широко открыв глаза - он должен был видеть все.