* Кирхгоф — древний электротехник.
Из того же репертуара был и «гарнир по-студенчески». Фокус заключался в том, чтобы сырую вермишель обжарить в шипящем на сковороде маргарине до появления желто-коричневой корочки, а потом добавить воды и довести до состояния каши. В принципе, любая советская вермишель превращалась в кашу после варки, но поджарить её после этого не представлялось возможным.
Подобных рецептов Серега нахватался от одного старшекурсника, потратившего на обучение девять лет и пережившего двух деканов.
Другим вариантом получения калорий служил общаговский буфет. В те редкие мгновенья, когда за его запертой дверью не происходил делёж колбасы между сотрудниками, там можно было полакомиться шницелем, с которого капало растопленное сало, стаканом разбавленной сметаны, варёным до синевы яйцом и заветренным коржиком.
Крайне редко удавалось напроситься к кому-нибудь в гости, чтобы до смерти налупиться там оливье. А самым экзотическим вариантом считались поездки в соседний город на электричке, где недалеко от вокзала стояла приличная пельменная, совмещённая с пивным буфетом. Хотя, если разобраться, сорок километров — сущий пустяк для настоящих гурманов.
Отчаявшиеся студенты, в которых чувство голода победило все остальные, образовывали тайные братства «сеточников», бродивших под окнами общаг с набором замысловатых инструментов. Они промышляли тем, что беспощадно резали авоськи с продуктами, вывешенные за форточку. На кухнях процветало воровство кастрюль и сковородок с готовой продукцией. Пойманных били, но они неумолимо возвращались к старым привычкам.
В качестве крайней меры рассматривался поход в «Бух» (сокращенно от «Бухенвальд»), который официально именовался комбинатом студенческого питания. Своё ласковое прозвище заведение получило за меню и качество его исполнения. Здесь всегда можно было отведать парового минтая без соли, утопленного в жидкой перловке без масла. Или борща, который приготовлялся из вчерашнего винегрета. Расходились на ура и котлеты из перемолотых в труху костей, густо сдобренные чесноком и луком, и холодец, гордо разбухший от желатина, с прожилками из отходов ткацкой промышленности. Для тех, чей желудок не успокаивался на этом, предназначался компот из яблок со всеми их обитателями или чай, ароматный, как свежесрезанный веник.
Посещать эту столовку считалось дурным тоном, если не сказать — позором. В основном баловались этим первокурсники, которых пока ещё мало интересовали вопросы чести и достоинства. Но чем темнее становилось на улице, тем отчётливее студенты понимали — другого варианта на сегодня нет.