— Почему вы так вели себя?
Актер ответил:
— А мои деньги в другом банке.
Это выражение вошло в актерский лексикон. Если актера какие‑то события не касались, он говорил: «Мои деньги в другом банке».
Когда мы учились на первом курсе, нас часто приглашали к себе студенты операторского факультета. Они снимали портреты с эффектным светом, создавали и подчеркивали настроение актера. Они были старше нас, многие прошли фронт, были ранены, передвигались на костылях. Однажды пригласили и меня. Сказали, что сделают классный художественный портрет.
Посадили за стол и стали ставить свет. Один говорит:
— Нет, убери бэби, у нее длинный нос получается.
Другой говорил:
— Верхний тоже нельзя — лицо вытягивается.
В это время вошел мастер — оператор Магитсон. Как потом я узнала, он действительно был мастером крупного плана. Актрисы были счастливы, когда он был оператором на их картинах.
Магитсон был маленького роста, небрежно одетый и вечно что‑то жевал. В одном кармане у него была рыба — таранька, а в другом — хлеб.
Вот он вошел и говорит:
— Ну что, мальчики, растерялись? Сейчас мы посмотрим и решим, что у этой девушки самое выразительное в лице и подчеркнем светом.
Наступила пауза. Я начала краснеть, от обиды у меня появились слезы на глазах. Как же я буду сниматься в кино, если у меня ничего интересного в лице нет. Что они на меня с таким разочарованием смотрят? Жалеют, что позвали?
Пауза затягивалась. Магитсон почесал в голове и сказал:
— Ну ладно, время идет — будем считать, что самое выразительное у нее глаза.
И сам начал ставить свет, объясняя студентам, как это надо делать. После этой первой в моей жизни съемки я не спала всю ночь и в ушах звучала снисходительная фраза мастера Магитсона: «Ну ладно, будем считать, что глаза».
Через несколько дней операторы принесли мне мой портрет. Я посмотрела на него, и у меня перехватило дыхание: на портрете была девушка неземной красоты. Но узнать меня было почти невозможно.
Однажды зимой на уроке мастерства, который вел во ВГИКе Сергей Аполлинариевич Герасимов, дверь аудитории открылась и вошла молодая женщина. Я что‑то говорила и так на полуслове остановилась. Я узнала Тамару Федоровну Макарову, кумира моей юности.
На этот раз она мне показалась еще красивее, чем в фильмах. Я не могла оторвать от нее глаз. Помню до мельчайших подробностей, во что она была одета: элегантная каракулевая шубка, спортивная шапочка и зеленый в красную клетку шарф.
Глаз таких, как у Тамары Федоровны, по — моему, не было ни у кого. Верхняя часть полукруглая, а нижняя ровная. Глаза синие — синие, лучистые, с пушистыми ресницами.