— Жидкий экстази.
— Он вызывает эйфорию, но обладает и стероидным воздействием. Ты видел снаряжение для накачивания мышц. Радек постоянно принимал этот наркотик. Но если слегка увеличить дозу, человек попадет в ступор, если увеличить значительно — в кому. Два побочных эффекта — воинственность и паранойя — достигли у Радека пика. Я как-то довела его до бессознательного состояния, но убить не хватило духу, поэтому вынудила это сделать тебя. Когда мы вернули три миллиона, Радек отвез их на автокладбище и там спрятал. Потом мы выпили, чтобы это отпраздновать, и впервые занялись сексом по обоюдному согласию. Мне это требовалось, чтобы потом заявить об изнасиловании. Я добавила ему в вино ровно столько джи-эйч-би, чтобы он заснул. Как только он стал клевать носом, я послала тебе свое изображение. Увидев, что ты подходишь к отелю с ружьем, я разбудила Радека и сообщила о твоем приближении. Знала, что он будет дезориентирован, и поторопила его. Когда ручка начала поворачиваться, он совсем обезумел и открыл огонь. Я побежала в спальню, заклеила скотчем рот и глаза и снова пристегнула себя к батарее. Я никак не думала, что ты появишься один. Ждала группу спецназа. Но ошиблась.
— Откуда ты знала, что я тебя найду? Это же не были указания ГСО.
— Если бы ты не появился, я отправила бы тебе еще одно видео, или позвонила, или написала текст. Это всегда было проблемой — количество передаваемой тебе информации. Слишком много вызвало бы у тебя подозрение, слишком мало — не позволило найти указанный путь. — Тай прикурила от окурка новую сигарету. — Хочешь знать, что было самым приятным в подготовке его смерти?
С Тай Делсон произошла перемена — теперь она говорила механически, безо всяких эмоций. Признание в данном случае, видимо, не облегчало душу. Рассказ о своем соучастии приводил ее к какому-то жуткому пониманию, исключавшему эмоциональную защиту.
— И что же? — спросил Вэйл.
— Я наблюдала процесс планирования этих ужасных преступлений. Он вызывал у меня какое-то извращенное очарование. Ты должен признать, они были блестящими. Я увлеклась этим творческим процессом, иногда вносила предложения. Видимо, это что-то вроде стокгольмского синдрома. Как бы там ни было, Радек научил меня совершать нераскрываемые преступления — ну почти нераскрываемые. Надоумил, как подстроить его собственное убийство. Позволил в конце концов свести счеты.
— Значит, раз он мертв, а деньги возвращены, никто никогда о тебе не узнал бы, — сказал Вэйл.
— Таков был план. Я уходила из федеральной прокуратуры и покидала Калифорнию, а возможно, и страну. Изначально, когда я об этом объявила, у меня было намерение уехать как можно дальше от Радека. А вчера хотела уехать от себя, но это невыполнимо. Тот факт, что после смерти Радека я, единственная из преступников, осталась в живых, не дает мне покоя. Чувство вины нарастает. Я не могу есть, не могу спать. Вот почему появилась здесь так рано. Я истерзалась.