Он стоял перед нами без цепей, ничего не понимая и потирая затекшие запястья, не сводя с меня вопрошающего взгляда.
– Я – Боск, из дома Боска в Порт-Каре, – пояснил я. – Ты свободен. Можешь идти и делать все, что пожелаешь. Я же рано поутру отправляюсь в северные леса. Захочешь присоединиться – жди меня у центральных морских ворот на канале.
– Да, капитан, – ответил он.
– Самос, – обернулся я, – можно попросить тебя предоставить ночлег этому человеку?
Самос утвердительно кивнул.
– Ему потребуется также одежда, еда и оружие, которое он сам для себя выберет. – Я посмотрел на мужчину и усмехнулся: от него все еще исходило зловоние рабских клетей, в которых он провел все это время. – И хорошо бы дать ему отмокнуть в горячей ванне с ароматическими солями.
Я подошел к человеку.
– Как твое имя? – спросил я.
Теперь он имел свое имя: он был свободным.
– Римм, – с гордостью ответил он.
Я не спросил, из какого он города. Разбойники не любят об этом говорить.
Девушка-рабыня, отошедшая при таком повороте дел на два-три шага от нас, теперь испуганно поспешила в дальний конец зала.
– Стой! – бросил я ей вслед.
Она съежилась от страха. В короткой шелковой рабской тунике девушка была возбуждающе красива: длинноногая, смуглая, черноглазая. Ее зрачки расширились от ужаса.
– Сколько ты хочешь за нее? – спросил я у Самоса.
Тот пожал плечами.
– Четыре золотых, – с явным безразличием бросил он.
– Покупаю, – сказал я и протянул Самосу четыре золотые монеты.
Девушка не сводила с меня испуганного взгляда.
Один из стражников принес Римму тунику, и тот с видимым удовольствием надел ее на себя. Затем подпоясался широким ремнем с громадной пряжкой и откинул со лба спадающие волосы.
Я посмотрел на девушку. В глазах у нее застыла немая мольба. Но горианина таким взглядом не проймешь. Я кивнул в сторону Римма.
– Ты принадлежишь ему, – коротко распорядился я.
– Нет! Нет! – закричала она и бросилась к моим ногам. – Пожалуйста, хозяин! Пожалуйста!
Она подняла заплаканные глаза и прочла на моем лице непреклонную решимость привыкшего повелевать германского мужчины. Губы ее задрожали. Она бессильно уронила голову.
– Как ее имя? – спросил я у Самоса.
– Она будет носить то имя, которое дам ей я, – сказал Римм.
Рабыня завыла от тоски. Теперь ее лишали не только прежней жизни, но и прежнего имени. По горианским законам, раб – это животное, не имеющее ничего своего, даже имени.
– В какой комнате разместить на ночь этого человека? – спросил один из стражников.
– Отведите его в те большие залы, что мы предоставляем знатным работорговцам из далеких городов, – распорядился Самос.