– Индивидуальная непрезентабельность, – снова отметил Гарри. – Эта фраза, часом, не из рекламного проспекта «Уютных хижин»?
– … я ожидаю, что ближе к концу торги станут очень интенсивными…
– Что бы это ни было, звучит впечатляюще, – продолжал комментировать Гарри.
– …в установленное время будут оглашены окончательные ставки. Должны быть предприняты меры, чтобы отъезжающие участники не контактировали друг с другом, опять-таки в целях сохранения конфиденциальности.
Диктофон пошипел еще несколько секунд, и пленка пошла уже без записи.
– Это конец, – сказала Лидия. – В принципе все.
Сбитая с толку, она выжидательно смотрела то на одного, то на другого. Гарри развернул карту, найденную в кармане Койла. Несколько долгих секунд он молча изучал ее.
– Так-так, – пробормотал он.
– Что там?
Он отодвинул в сторону свой кофе, положил карту на стол и постучал по ней пальцем.
– Здесь полдюжины мест обведено красным. И похоже, что одно из них – небезызвестные нам «Уютные хижины».
Я почувствовал прилив возбуждения, появилось ощущение, что мы наконец коснулись чего-то такого, что может продвинуть нас вперед. Гарри называет это невидимыми ниточками. Мы редко видим их до того, как закрываем дело, а потом оказывается, что мы все время шли вдоль них.
– Конфиденциальность действительно серьезная, – сказал Гарри скорее самому себе. – Не хотят даже, чтобы они как-то пересеклись там друг с другом.
– И вы утверждаете, мисс Барстоу, что в числе проектов фирмы таковой не значится? – уточнил я.
– Ни над чем таким я лично не работала, – ответила она с испугом в голосе. – Хотя он как-то намекал о предстоящих переговорах для Льюиса Арагорна. Ничего особенного, просто очередной текущий проект.
– Для Льюиса Арагорна? – переспросил я. – Того самого Льюиса Арагорна?…
– Он гений, он просто чертов гений. Когда вы, ребята, позвонили мне и сказали, что он пропал, я почувствовал себя так хреново, что чуть не выблевал горгонцолу прямо себе на стоя.
Льюис Арагорн хлопнул ладонью по тому самому столу, который только что чуть не испортил горгонцолой, затем встал и подошел к окну с видом на реку Мобил. Над водой вздымались портальные краны, теснились штабеля контейнеров, высились на разных уровнях надпалубные сооружения кораблей. Я заметил, как один из кранов поднимает с палубы контейнер размером с грузовой полуприцеп.
Габариты у Арагорна были как у речного бакена, и когда он встал к окну, в комнате потемнело. Хотя и до этого слишком светло тут не было – кирпичные стены, покрашенные выцветшей синей краской, освещала всего одна люминесцентная лампа, коричневый промышленный линолеум на полу. Письменный стол был настолько перекошен, словно добирался в Майами вместе с кубинскими беженцами через Аляску. Арагорн сунул руки в карманы неглаженных брюк и издал утробный, звук, который я решил считать вздохом. Его густо заросшие волосами предплечья, выступавшие из закатанных рукавов белой рубашки, напоминали стволы корабельных сосен, подготовленные к вывозу с места вырубки. Потрепанное лицо Арагорна выглядело так, будто он был близким родственником Чарлза Бронсона и Кейта Ричардса одновременно; и сквозь многочисленные складки и морщины пробивалась наружу неподдельная печаль его глаз.