Если бы та женщина находилась в мужском отделении тюрьмы, ее можно было бы убить хоть четырежды. Один звонок по номеру в Тихуане до девяти часов утра — и еще до полудня она свела бы все счеты с жизнью.
Но с женскими тюрьмами все обстояло иначе. В этом случае ему пришлось бы напрямую связаться с неким ангелом смерти, специализирующимся на самоубийствах, и все организовать. И Ликиде это совсем не нравилось. Одно дело убивать людей, чтобы выжить самому, и совсем другое — напрямую обращаться с инструкциями к какому-то идиоту внутри тюрьмы, особенно к женщине.
Если она переживала серьезные времена, она могла подвести Ликиду и сдать его всего лишь за небольшое послабление в режиме содержания. А если она попытается задушить змею и оторвать ей голову, то придется подробно обсудить план действий с ним. Ликида никогда не опускался ниже определенного уровня, как бы грязны ни были его руки. Это было против его религиозных убеждений.
Нет, придется сделать это за пределами тюрьмы, где-то на пути в здание суда.
К счастью, в округе Сан-Диего была всего лишь одна тюрьма, где содержались женщины, и она располагалась почти в двадцати милях от здания суда. Та женщина могла бы умереть от старости, прежде чем доберется туда на шерифском автобусе, разве что этот автобус по пути столкнется с поездом или с космическим кораблем.
Ликида уже жалел, что в ту ночь отвлекся на то, чтобы помыть нож. Если бы он бросился к ней по лестнице сразу же, как увидел, женщина сейчас находилась бы в приятной компании своих предков. А он, вместо того чтобы потеть над расшифровкой электронной почты и названивать в авиакомпанию, сидел бы с калькулятором и весами, пытаясь предугадать очередной скачок цен на золото.
Вдруг Ликида что-то вспомнил. Он прошел пару шагов к своей куртке, которая висела на вбитом в стену гвозде, сунул руку во внутренний карман и достал оттуда сложенный лист бумаги. Указательным и большим пальцами правой руки он тер сложенные листки бумаги до тех пор, пока не открыл их. Он посмотрел на бумагу, медленно взвешивая все возможные варианты, которыми мог бы воспользоваться в будущем, и возможности обернуть содержание написанного в свою пользу. Но ничего придумать так и не удалось.
Он взял листок за край, поднес к нему горелку и держал так, пока он не сгорел полностью, вплоть до шапки бланка. Пламя почти достигло кончиков его пальцев, когда он бросил бумагу. Кучка тлеющей золы, от которой поднимались вверх тонкие крупинки горячего пепла, поглотила последние следы послания Кати Эмерсону Пайку. Ликида наблюдал за тем, как последние из них остывали и падали облачками пыли на холодный бетонный пол.