- Ну, рази ж откажешь такому провожатому? – улыбаясь во весь рот, молвил Степан. – Придется идти.
Мефодий, казалось, полностью поглощенный своими думами и ни что вниманья не обращающий, вдруг поднял взор от стола и тихо сказал:
- Ты бы, Микула, отпустил со Степаном Настену-то. Чего она у тебя затворницей днями в горнице сидит? Эдак и состарится в девках-то…
Лицо девицы полыхнуло румянцем, она исподлобья цепко глянула на Степана и опять потупилась.
- А и правду Святой отец глаголет, - отозвалась от печи старушка-мать. – Нехай девка проветрится.
- Дык я рази против? - живо откликнулся Микула. - Ты-то сама, Настена, пошто молчишь, словно воды в рот набрала?
- Я, как вы скажете, - тихо промолвила девица, - Я согласная.
Когда Настена вышла из своей горенки – в новом телогрее ярко-синего цвета, подпоясанном спереди алыми шнурами, в длинной синей юбке оксамитовой, с цветами, выбитыми серебряной нитью, и в таком же платке, накинутом на красивую головку, мужики разом ахнули. У Микулы, дотоле не видевшего сестренку в наряде таком, аж рот открылся от изумленья великого. Степан встал, красотою девушки пораженный.
И лишь древний Старец, лукаво глянув на Степана из-под косматых бровей, внешне никак не показал восхищенья…
За столом у Демьяна собралася родина и соседи. Стол ломился от яств, всей родовой собранных. Меды хмельные рекою лились. Демьян, враз посвежевший и помолодевший, сидел на лавке, обняв детей, и рассказывал, как Степан его выхаживал, как дни и ночи не отходил от него. Как на кабана ходил, едва жизни не лишившись в поединке со зверем свирепым. Лишь о встрече с шаманом Дударом промолчал Демьян, не желая вспоминать о кошмаре своем, в лапах людоедов пережитом.
Настена, сидевшая рядом со Степаном, даже вскрикнула ненароком, рот ладошкою прикрыв, когда Демьян сказывал о том, как Степан воротился из лесу в полушубке, кабаном располосованным, да ногу свинячью принес.
Ввечеру, когда уж до ворот Стерховых дошли, девица вдруг привстала на цыпочки и, неловко чмокнув Степана в щеку, бородою колючей заросшую, стремглав убежала в сени…
Степан долго еще стоял у ворот, небо, звездами алмазными усыпанное разглядывая. Что-то теплое, ласковое шевельнулось у него в груди, в жар бросив…
Шапку лохматую с головы смахнув, подставил он голову разгоряченную морозцу свежему и глаза зажмурил в предчувствии чего-то хорошего, неземного, Господом человеку даруемого лишь раз единый в жизни…