– Как вы назовете своего сына, сестра моя? – спросила юная графиня Анжуйская, которая пришла в спальню, как только начались роды.
Маргарита с трудом улыбнулась, глядя на пожелтевшее от пыли нежное лицо Беатрисы, – она была счастлива, дав жизнь еще одному сыну, но трепетала и за эту слабую жизнь, и за жизнь его отца.
– Я думаю, что мой дорогой супруг предпочел бы назвать его Жаном, как мы назвали того, кого потеряли так скоро…
Взгляд Маргариты остановился на присланной из Англии книге со стихами Марии Французской, и она добавила со вздохом:
– Но он родился в такое трудное и печальное время, что я хотела бы добавить к Жану еще и имя Тристан[48]…
Она прикрыла глаза, показывая, что хочет отдохнуть после долгих страданий, но из-под сомкнутых ресниц показалась слеза и покатилась по щеке.
Отдохнуть королева не успела. На улицах со стороны порта послышались шум и крики, а вскоре захлопали двери и во дворце. Шевалье д’Эскейрак появился на пороге спальни, собираясь оповестить о городских событиях королеву. А королеве, только-только завершив омовение малыша, служанки принесли новорожденного, и она качала его на руках, поглаживая белесый пушок на его головке.
– Ваше Величество, – вскричал старый воин, – творится что-то неслыханное! Капитаны кораблей хотят уплыть и бросить нас всех на произвол судьбы!
– Уплыть? Тогда как король, мой супруг, доверил им охрану Дамьетты и нас, слабых женщин? По какой причине? Что произошло?
Эскейрак опустил голову, ища слова, которые не так больно ранили бы Маргариту, но она торопила его:
– Говорите же! Что произошло?
Набравшись мужества, старый воин проговорил с тяжелым вздохом:
– На рассвете – так они мне сказали – прискакал всадник-мамелюк и прокричал: если кто дорожит жизнью, пусть садится на корабль и уплывает как можно скорее, потому как французского короля взяли в плен… И вместе с ним все его войско!
– Нет! Этого не может быть! Это невозможно!
Побелев, как простыня на ее постели, Маргарита передала младенца Герсанде и выпрямилась, опершись на подушки.
– Это ложный слух! Короля хотят лишить кораблей, чтобы он не мог вернуться домой по морю. Как могли опытные капитаны, достойные люди, поверить таким глупостям?
– Они им поверили, мадам, – подтвердил д’Эскейрак, отводя в сторону глаза, полные слез. – Я сам близок к тому, чтобы им поверить. Всадник неверных потрясал в воздухе голубым джюпоном, расшитым лилиями!
– Господи, помилуй!
Маргарита скрестила на груди руки, сжав их крепко-крепко, чтобы не пустить дальше сердца тоску, которая так сильно его стеснила. Несколько минут она молчала, тяжело и прерывисто дыша, стараясь совладать с охватившим ее ужасом и вернуть себе самообладание. Ей это удалось. Д’Эскейрак робким шепотом спросил, что Ее Величество намерена предпринять, и Маргарита полным голосом, в котором звучал праведный гнев, ответила: