– Черт бы меня побрал! А я и не знал, что вы в такой дружбе с королевой!
Тон был язвительным. Рено и не подозревал, что миролюбивый сенешаль Шампани может источать столько яда. Или… он тоже был влюблен в их прекрасную государыню?
– Я знаком с Ее Величеством гораздо дольше, чем вы, – заявил Рено с непринужденностью, которая должна была развеять все нежелательные предположения. – Вы ведь впервые увидели ее на Кипре?
– Ничего подобного! Этот счастливый случай произошел со мной 24 июня 1241 года в Сомюре, во время праздника в честь посвящения в рыцари графа де Пуатье. Я был в свите графа Тибо Шампанского, который стал потом королем Наварры. Ах, из всех прекрасных праздников это был наипрекраснейший! Как красиво был одет наш король! А королева! Невозможно быть изысканнее! Я хоть и был зеленым юнцом, но ничего не забыл, и должен признаться, она ничуть не изменилась!
Тяжкий вздох завершил это признание. Рено в ответ промолчал и не стал интересоваться, что думает по этому поводу дама Аликс де Жуанвиль, рожденная де Гранпре, о которой ее муж почему-то никогда не упоминал… Сам он тут же позабыл о Жуанвиле, и вдруг голос, который он и не надеялся больше услышать, произнес:
– Досточтимый шевалье по-прежнему ослеплен и не видит никого, когда рядом Ее Величество королева!
Рено мгновенно понял, кого он увидит, обернувшись, до того ясно насмешливый тон напомнил ему ту, которая всегда с ним говорила подобным образом. Однако увидел он не совсем то, что ожидал, крайне изумился и, не обладая умением светских людей держать свои чувства в узде, воскликнул:
– Святой Георгий! До чего изменилась наша милая маленькая дурнушка!
Ярко-зеленые глаза – Рено никогда не замечал, что они такие большие и продолговатые, наверное потому, что обычно они бывали полузакрытыми, – заискрились гневом.
– Зато вы совсем не изменились! Все такой же невежа! Нечего сказать, умеете сделать даме комплимент!
Рено от души расхохотался, несказанно обрадованный тем, что видит свою старинную знакомую, которую никогда уже и не надеялся увидеть. Она в самом деле очень изменилась, хотя не настолько, чтобы слыть придворной красавицей: длинный тонкий нос с трепещущими ноздрями остался прежним, но по-детски неопределенные черты обрели теперь утонченность. Белая, как молоко, кожа стала нежнее лепестков, на которые торопливая пчела уронила несколько крупинок золотистой пыльцы. Веснушки не исчезли с лица Санси, но Рено находил, что они чудесно сочетаются с ее пышными медно-рыжими волосами, на которых едва держалась круглая шапочка из серебристого бархата и легкое покрывало из муслина. Большой насмешливый рот был прекрасно очерчен, а между розовых губ сияли ровные белые зубки. Никто и сейчас не мог сказать, что Санси де Синь удивительно хороша собой, но в ней появилось нечто, что не только притягивало взгляд, но и удерживало его. Рено сам убедился в этом, когда стоял и смотрел ей вслед, а она удалялась вслед за королевской четой. Должно быть, ей уже исполнилось восемнадцать, а может, и немного больше, фигура развилась, обрела изящество, подчеркнутое красиво скроенным платьем. Высокая, обманчиво тонкая, Санси манила соблазнительной округлостью там, где ей положено было быть, подчеркивая свою привлекательность грациозно-женственной походкой. Рено, вот уже полгода не державший в своих объятиях женщину, с удивлением отметил, что при взгляде на Санси в его крови заиграл огонь. Он был крайне смущен своим открытием, мысленно попросил прощения у Господа и пообещал себе, что при первой же возможности попросит прощения и у дамы де… Как же ее теперь зовут? Он тут же позабыл ее новое имя, но какое это имело значение? Она навсегда останется для него Санси де Синь…