Анна брезгливо поморщилась, опустила голову и с недоумением уставилась на свои руки: кулаки сжались так, что ногти в ладони врезались. С усилием выпрямила пальцы, подула на покрасневшие ладони и продолжила:
— Потом вроде успокоился, но с тех пор и вовсе как отгородился ото всех, угрюм стал, нелюдим, вот только батюшке Корнею предан, как пес, да Мишане теперь моему… Я думаю, оттого, что он в нем себя видит и от своей судьбы его уберечь хочет… А баб он с тех пор близко к себе не подпускает, на дух не переносит. Да и живет… жил, — поправилась боярыня с улыбкой, — пока вот вас не встретил, словно одним днем. Только нас и признает за своих, но тоже обвык не сразу. И у меня за него сердце болит, как за родного. Разве жизнь это для мужа? Ни семьи, ни детей… А тут вдруг ты появилась… Главное, что он сам к тебе потянулся. Ясное дело, тревожно нам поначалу было — нельзя ему ошибиться… нешуточной бедой могло обернуться. Так что теперь в твоих руках помочь ему самого себя обрести.
По лицу Арины заметно было, что она все услышанное приняла близко к сердцу, но не испугалась — видно, ждала чего-то подобного и сейчас молчала, будто слова подбирая. Может, и сказала бы чего-нибудь, но тут в горницу постучались. Анна недовольно взглянула на дверь:
— Что там еще?
В дверях стоял отрок дежурного десятка, еле дух переводил, видно, бегом бежал.
— Бабы ратнинские прибыли, матушка боярыня! — с порога сообщил он Анне. — Телеги на той стороне стоят, отроки за ними уже и паром отправили. Меня послали тебя упредить…
Июль 1125 года. База Младшей стражи
К удивлению Анны, пополнение женского населения крепости оказалось более значительным, чем ожидалось — у парома стояли аж три телеги. В одной, управляемой мальчишкой-холопом, как и обещал накануне Илья, прибыла Ульяна.
Второй телегой правил хмурый Демка, рядом сидела Татьяна. Что заставило ее, несмотря на беременность и не очень хорошее самочувствие, приехать в крепость, было понятно — наверняка за сына все еще волновалась, да и про предстоящий ему первый поход не могла не думать — а как матери сына не проводить? Помимо всего прочего, она наверняка еще хотела и с Анной поговорить, потому как вряд ли Корней в подробностях рассказал ей про свою задумку с усадьбой для Андрея и его подопечных, а разлюбезные родственницы непременно уже извели ее вопросами да домыслами.
Третьей же даже не телегой, а подводой, доверху нагруженной всяким скарбом, правила статная румяная баба — Верка, жена наставника Макара. Рядом с ней примостилась похожая на мать быстроглазая светленькая девочка лет одиннадцати — ее дочь Любава. Вот их-то Анна совсем не ждала так рано. Правда, Макар накануне упоминал, что перевезет на днях свое семейство в крепость, и даже, по примеру Ильи, давно выгородившего в одном из складов временное жилье для себя и Ульяны, начал готовить для своих какую-то каморку, чтобы как-то перебиться до тех пор, пока будут достроены первые дома для наставников. Собственно, как подозревала Анна, именно стремление попасть в число первых поселенцев и подвигло Верку на переезд. Баба она была не глупая и не злая, работящая, к тому же сметливая и очень деятельная. Единственный недостаток — язык у нее чистое помело, первая соперница ратнинской Варваре по части сплетен, за что и получила от баб прозвище Говоруха, на которое, впрочем, ничуть не обижалась, а носила его с гордостью.