— Ну что ты такое говоришь? — Татьяна передернула плечами, прогоняя холодок, пробежавший по спине.
— Да то и говорю: одна ты с ними не справишься, подмога тебе потребуется. И помочь тебе там только один человек может — Листвяна. Сумеешь с ней поладить — вместе вы весь выводок к рукам приберете.
— Да ты что?! Она же холопка! О чем мне с ней договариваться? Хозяйка-то я, а не она!
— А я и не говорю, что ты ей во всем потакать должна. Но и о том, какая за ней сила стоит, не забывай. Ежели с умом подойти, то и ты ее к своей выгоде использовать сможешь. Конечно, не всегда так будет, рано или поздно она непременно захочет свою силу против тебя испробовать. А вот кто тебе всегда подмогой будет, так только Анна. У них между собой свои счеты есть, а вот тебя как родню Анна всегда поддержит. Так что не жаловаться на нее надо, а совета спрашивать и делать, как она скажет. Тем более ваши сыновья в будущем друг другу поддержкой станут. Потому и держись за нее, уж вреда от этого тебе всяко не будет. Вот Дарена нового места себе еще не нашла, а нынешнее ей ой как не по нраву. Ты же, по ее разумению, своему не соответствуешь. Вот и думай, душа моя, стоит ли тебе так уж безоглядно Даренины советы принимать, какими бы разумными они тебе ни казались. Прежде прикинь, а какая ей с того выгода будет.
— Да как же так-то? Она же всегда ко мне так ласкова… Выходит, никому верить нельзя?
— Эх, Загляда, простая ты душа. Не все, кто тебе улыбаются, добра желают, бывает, что с улыбкой примеряются, как бы половчее гадость сделать. И не всякий, кто ругает, — враг твой, наоборот тоже бывает. Учись в людях разбираться, сестренка, коли уж тебя жизнь выше прочих подняла. Иначе упадешь больно. Не ко времени оно, конечно, тебе все это — понимаю, да выхода-то нет. Потому я и говорю сейчас с тобой так, что о тебе пекусь. Жалостью-то делу не поможешь.
Татьяна слушала, не веря своим ушам: такой привычный и обжитой мир трещал по швам и пугал своей непредсказуемостью. Однако собраться с мыслями она не успела — на улице в очередной раз пропел рожок. Вея встрепенулась, встала сама и потянула за собой ошеломленную свалившимися на нее откровениями сестру.
— Ужин готов, пошли в трапезную, — внимательно посмотрела на Татьяну и покачала головой: — Зря ты все это в себе держала, давно бы со мной посоветовалась, глядишь, уже что и по-другому сложилось бы… Ну да ладно, еще не раз поговорим…
Незадолго до ужина Арину разыскала холопка и передала просьбу Софьи зайти в пошивочную. Оказывается, новое платье для молодой наставницы было уже готово к примерке: отдельные части соединены проколками из тонких и длинных рыбьих косточек и надеты на ту самую «бабу», что несколько дней назад принес в мастерскую Кузьма. Закрепленная на талии лентой пышная юбка струилась почти до самого пола, прикрывая высокую подставку, верхняя часть платья, наброшенная на «плечи», пока еще не была сшита по бокам, но кружевной воротник уже красовался на месте. Вокруг «бабы» суетилась Софья, приметывая и прикалывая что-то на нужное место. Увидев входящую Арину, она оторвалась от работы, вытащила изо рта несколько проколок, тщательно сложила их на столе в кучку, откинула назад растрепавшиеся волосы и с нескрываемой гордостью спросила: