Взводимый им курок щелкнул в тишине, как выстрел. Шарп настороженно вглядывался в тёмные проёмы между колоннами. Никого.
Стрелок махнул Харперу, и тот вынес вьюк глухо позвякивавших монет на залитый солнцем двор. Как и Шарп, он прощупывал глазами галереи, но тоже тщетно.
При ближайшем рассмотрении за колоннами обозначились новые двери. Шарп принялся распахивать их по очереди. Кладовки, пустые и пыльные. В одной из них были навалены мешки. Стрелок воткнул в крайний куль свой тяжелый палаш. Зерно.
Харпер сбросил сумку с деньгами у сухого прудика и взял наизготовку семиствольное ружьё. Это необычное оружие ему подарил Шарп. Семь полуторасантиметровых пуль выстреливались одним залпом, и требовалась недюжинная сила, чтобы удержать его в руках. Флотские, для которых семистволка и разрабатывалась, приняли её, мягко говоря, прохладно, а потом совсем сняли с вооружения, обнаружив, что потери в собственных рядах от отдачи чудо-пушки превышают урон от её огня во вражеских. Но Харпер семистволку обожал. В ближнем бою ей не было равных.
В левом конце двора была одна дверь под витражным окном, массивная, покрытая затейливой резьбой. Подозвав ирландца, Шарп осторожно повернул ручку и толкнул тяжёлую створку. Она подалась. Харпер с намёком похлопал ладонью семистволку и вопросительно поднял брови. Шарп медленно кивнул и отступил, освобождая сержанту путь.
Харпер глубоко вдохнул. Вопя во всё горло, чтобы напугать гипотетического противника, он ринулся через дверь, отскочил вбок и замер, поводя семистволкой вокруг. Эхо его крика гасло в пустой часовне.
– Сэр.
Шарп нырнул следом. Глаза не сразу привыкли к полумраку. Каменная чаша для святой воды была пуста, на дне скопилась пыль и крошки щебня. На полу у входа темнела коричневая клякса. Высохшая кровь.
– Сэр?
Харпер стоял у кованой решётки, превращавшей эту часть церкви в некое подобие прихожей. Решётка шла до расписанного золотом потолка, в ней имелась калитка, запертая на висячий замок. Ирландец подёргал запор:
– Новёхонький, сэр.
– Зачем здесь решётка, Патрик?
– Мирянам дальше хода нет. Дальше могут пройти лишь монахини. Вернее, могли, когда здесь была обитель.
Шарп прижался лицом к холодным прутьям. То, что он увидел, ему очень не понравилось. Разгром, будто там бушевал ураган; статуи, выброшенные из ниши и кровь… Кровь на стенах и на полу, всюду. Бессмысленное осквернение церкви говорило о многом. К Потофе стекались отъявленные негодяи, не боящиеся ни Бога, ни чёрта; пропащие души, вымещающие свой гнев на всём, что ладно, красиво и ценно. Значит, леди Фартингдейл мертва.