), Дюбретон задымил и продолжил:
– У нас три. Включая мою жену.
– Мне жаль, сэр.
– И мне. – голос полковника, ровный, безучастный даже, не вязался с неожиданно жёстким выражением лица, – Ничего, Дирон поплатится.
– Дирон?
– Сержант Дирон, величающий себя ныне маршалом Потофе. Хороший кашевар, но человечишка дрянной.
Полковник покусал губу и осведомился:
– Как, по-вашему, сдержит он слово?
– Сомневаюсь.
– Вот и я тоже. Но приходится рисковать.
Повисло молчание. Тихо было в монастыре. Тихо было за его пределами. Шарп извлёк часы. Двадцать пять минут двенадцатого.
– Вам назначалось точное время, сэр?
– Назначалось. – Дюбретон выпустил клуб дыма, – Одиннадцать двадцать пять.
– А нам – четвертью часа раньше.
– Для повара у Дирона мрачновато чувство юмора. Вероятно, он надеялся, что мы перестреляем друг друга. И едва не оказался прав.
Шарп был с ним согласен. Чудом не передрались.
– Могу я поинтересоваться, как ваша жена попала к Потофе?
– Отребье устроило засаду на обоз, следовавший из Леона в Саламанку. Никто не ждал вероломства от парней в нашей форме, и бандитам достался солидный куш военных припасов, а также три офицерских жены, ехавшие провести Рождество с мужьями.
Дюбретон прошёл к запертой двери на западной стороне, подёргал её и вернулся к Шарпу:
– Мне знакома ваша фамилия. Талавера? Бадахос? Тот самый Шарп?
– Наверное, да.
Дюбретон по-новому оценил винтовку Шарпа, кавалерийский палаш на перевязи, шрам и заключил без всякой, впрочем, враждебности:
– Я оказал бы моему императору изрядную услугу, убив вас, майор Шарп.
– Думаю, я тоже сослужил бы хорошую службу британской короне, отправив на тот свет вас, сэр.
– О, я уверен в этом! – засмеялся полковник с гордым бесстыдством человека, знающего себе цену.
– Сэр! – Харпер показывал на часовню. Там что-то грюкнуло и заскрипело.
Дюбретон отбросил сигару и подобрался:
– Сержант Харпер, вправо!
Повинуясь жесту полковника, ирландец занял позицию правее и чуть позади офицеров. Обратным движением кисти Дюбретон отправил Больше?? влево:
– Что внутри, майор?
– Часовня, перегороженная решёткой. В решётке – калитка, но она на замке.
Дверь распахнулась, и перед мужчинами предстали две девицы, со смиренным видом застывшие в реверансе. Постная мина недолго продержалась на их мордашках. Прыснув, они скрылись в часовне и вскоре вынесли во двор стол. Одна стрельнула глазами на Больше?, затем на Харпера, и, повернувшись к подружке, с напускным восторгом изобразила в воздухе нечто огромное. Обе захихикали. Объявилась третья. Она поставила у стола табурет, поприветствовала офицеров всё тем же реверансом и послала им воздушный поцелуй.