– Только не перегни палку, – ответил младший из них.
– Это будет сложно, – покачал головой Рошел.
Пока все внимание было приковано к Лирине и Эндрю, фаар встал и направился к каютам. По дороге положил руку на плечо Олестера, а когда тот посмотрел на духовника, кивнул ему, вынудив следовать за собой вне зоны видимости соратников. Ранреу, краем глаза наблюдавший эту сцену, вздохнул. Он знал, что Халльдуор по мере возможностей наблюдал за действиями коллег и особенно Окаянного, разумеется, сделал выводы, и теперь старшему протектору Карнавы оставалось только надеяться, что действия Халльдуора пойдут на пользу, а не наоборот. Пожалуй, Рошел был одним из опытнейших протекторов и умел влиять на души людей, но были у Лоу кое-какие опасения.
Не зная о тяжких думах своего командира, Халльдуор шел подальше от лишних глаз и ушей. И с каждым шагом его злость нарастала, как если бы рядом появился Шерши Ро. Каждый миг молчания уже давался с трудом. Ощущение идущего за спиной Окаянного раздражало, будто не сам он позвал протектора. А откуда-то изнутри, из самых потаенных уголков души поднималось что-то темное, сплетенное из давно забытых страхов, гнева и самых основ его существа. И оно готово было обрушиться на пока еще ничего не подозревающего Олестера всей своей полыхающей яростью.
Странная пара оказалась в одной из кают, и именно тогда Халльдуор не выдержал. Он поднял руку с появившимся в ней подозрительно знакомым веером и от души залепил Окаянному пощечину. Именно веером. На щеке Олестера мгновенно начало расползаться красное некрасивое пятно соответствующей формы. Но Рошел не остановился. Поднял веер еще раз и ударил по другой стороне лица коллеги.
Не ожидавший подобного протектор попытался вывернуться из-под удара, отшатнуться, уйти в сторону, но его тело будто сковали, и единственное, что он мог делать, – это смотреть, как поднимается и опускается рука Халльдуора и как полыхают его алые глаза, а пламя наливается фиолетом.
Протектор напрягся, пытаясь скинуть с себя чары, оцепенение. Где это видано, чтобы его, потомка древнего рода, взрослого мужчину так оскорбительно хлестали по лицу? Обидно, непонятно и больно. Будто духовник нарочно выбивает слезы из глаз. Но в его роду нет и не было плакс. Однако за что же?
Халльдуор остановился, наверное, на шестой или седьмой пощечине. Явно одолженный веер исчез из его рук, а протектор вперил огненный взгляд в коллегу, и как-то сразу захотелось, чтобы ярость духовника вернулась в предыдущую стадию.
– За что?! – едва получив возможность говорить, прокричал Олестер.