— Осточертела мне моя жизнь! Что за гнусное призванье! Осатанело мне комедиантство! Не хочу больше играть! Я хочу писать для театра, сочинять! И я стану, стану поэтом! Ты еще увидишь. Ты еще увидишь.
Туре Торне было двадцать четыре года. Арвиду Шернблуму недавно минуло тридцать семь. И он ответил:
— Дружище, ты мучишься обычной болезнью юности, которую, впрочем, изобразил в одной книжке Хенрик Рисслер: покуда мы молоды, мы не смеем показать свое подлинное лицо. Мы прячемся за маской. Но ты же певец и актер милостью Божьей; а тебе, видите ли, хочется стать поэтом. Уж не думаешь ли ты всерьез, что судьба поэта намного заманчивей?
* * *
Однажды в конце февраля уже под утро Арвид Шернблум вернулся домой после ночного дежурства в редакции. К удивлению своему, он застал Дагмар на ногах и одетой. Она нервно ходила взад-вперед по гостиной и не ответила на его приветствие.
— Что с тобой? — спросил он. — Ты больна?
— Вот. Тебе письмо, — ответила она и кивнула па стол.
На столе лежало письмо. Он тотчас узнал руку Лидии и вскрыл конверт. Письмо содержало одну лишь фразу: «Завтра мне нельзя. Лидия».
Он стоял с запиской в руке, потерянно, в недоуменье. У них с Лидией было условлено, что, посылая письмо ему домой, она должна рассчитывать время так, чтобы оно не пришло вечером, когда он в газете. И до сих пор это условие соблюдалось.
— Ну! — сказала Дагмар. — Кто такая эта Лидия? И чего это ей завтра нельзя?
— Так ты прочитала!
— Да. Это нетрудно. Я подержала конверт над свечой. И какая бы жена поступила иначе на моем месте!
Она стояла, высоко подняв голову и скрестив руки на груди, в трагической позе. Сказались уроки, которые она когда-то брала у известной актрисы.
Оба долго молчали. Только тиканье часов нарушало тишину.
— Ну вот, — потом сказал он. — Вот ты все и знаешь..
— И ты, верно, вообразил, — сказала она с улыбкой, выражавшей брезгливость и презрение, — ты, верно, вообразил, что я потерплю, чтоб у моего мужа была любовница?
— Нет, поверь мне, Дагмар, я и минуты не думал, что ты станешь это терпеть. Напротив, я и не хочу, чтоб ты терпела, я хочу, чтобы ты развелась со мной, и чем скорее, тем лучше. И я сделаю все, чтобы тебе это облегчить.
Презрительная усмешка сползла с ее губ еще до того, как он кончил.
— Разводиться? — сказала она. — Мне с тобой разводиться. Да о чем ты? Опомнись!..
— Дагмар, милая, — сказал он. — Ты так и не поняла. Я люблю другую…
Она его не слушала.
— Разводиться? — повторяла она. — Да зачем же разводиться? Ты изменил мне. Это подло. Но не так ужасно, чтобы нельзя простить. Мужчины все одинаковы.