Он представил себе длинную цепь ее козней против совершенно ни в чем не повинной фру Корнелл. И он сказал:
— Дагмар, милая. Не пытайся отгадать. Она подписывается «Лидия», только когда пишет ко мне, на самом деле у нее другое имя.
Дагмар не поддалась на эту удочку.
— Я не так глупа, как ты воображаешь, — твердила она. — Это она. Она. Я знаю.
Она стояла на своем, ее самолюбие, очевидно, тешила такая «Лидия», которая была куда хуже ее во всех отношениях — и внешне, и нравственно, и вдобавок гораздо ниже стояла на общественной лестнице. Он сказал:
— Поздно уже. Давно ночь. Не лучше ли лечь спать и продолжить дебаты завтра утром?
— Что же! Спи себе, если можешь. Спокойной ночи! И она ушла к себе.
Он пошел в свою комнату и медленно стал раздеваться, вслушиваясь в шумы квартиры и звуки за окнами. Он слышал, как жена прошла в переднюю, потом на кухню! Он слышал, как она повернула и вновь завернула кран. Он слышал, как по улице прогрохотала повозка.
Он и не пытался уснуть.
Он разделся, лег и лежал в постели без сна. Так прошло полчаса, может быть, час. Потом в дверь тихонько постучали.
Он молча вслушался. Дверь была заперта на ключ.
В дверь снова постучали. И он услышал голос Дагмар, надтреснутый, молящий:
— О, Арвид, Арвид! Открой мне! Я не могу спать Мне так страшно.
Он молчал.
— О, Арвид, забудь все, что я тебе наговорила! Прости меня. Мне так страшно одной! Впусти меня!
Он затаил дыханье и молчал.
— О, Арвид, я сама не знаю, что я сделаю! Я убью себя, убью девочек! Я подожгу дом!
Ему пришлось ее впустить.
После той ночи он больше не спал дома.
Чаще всего он оставался ночевать в редакции. Иногда он снимал номер в гостинице, чтоб хорошенько выспаться.
* * *
Он письмом уведомил Лидию о происшедшем. И она ответила. Ее очень печалит, что злополучная строчка наделала столько зла. Но все так непонятно. «Судя по тому немногому, что ты рассказывал о своей жене, я представляла ее себе женщиной, для которой даже мысль вскрыть чужое письмо невозможна, точно так же, как для меня самой». Дальше она писала: «У меня в гостях дочка; она будет тут еще недели две. Покамест и думать нечего о встрече. Но, милый, я и вообще не знаю, как нам быть. Чем старше она делается, тем больше я должна оберегать свое доброе имя. А у тебя свои заботы. Знаешь? Будь что будет, положимся на время…»
И он положился на время, и время шло. Дагмар как будто успокоилась после первого взрыва. Или изменила тактику. Она была смиренна, тиха, покорна — образец жертвенной супруги. И, добившись у него таким путем обещанья ночевать дома, в первую ночь оставила его в покое. Однако уже на другой вечер, когда он вернулся из редакции, она с небольшими вариациями повторила всю программу первой страшной ночи. Кончилось тем, что в четыре утра он оделся, выбежал из дому и кружил по улицам до тех пор, пока не набрел на ранний кабачок для кучеров и рабочих, и там прикорнул в уголке над кружкой пива.