Он был небрит, глаза у него запали. Всю ночь он бродил по улицам.
— Да, — сказал он. — Пожалуй, случилось.
Он долго сидел, обхватив ладонями лоб, и молчал.
— Так что же с тобой, Арвид? Отчего ты молчишь?
— Погоди. Сейчас скажу. Я по случайности узнал, что ты задумала летом ехать в Норвегию.
Она вся натянулась, как струна, и от неожиданности в первую минуту ничего не могла ответить.
— От кого ты узнал? — потом спросила она.
— Ты не догадалась? Разве не один-единственный человек мог мне это поведать?
Она молчала потерянно. Наконец она выговорила:
— О, Арвид, не мучай! Расскажи мне все, как было!
Он рассказал. И прибавил:
— Я не утверждаю, будто узнал тебя в его Лауре. Вряд ли найдутся такие двое, в чьих глазах одинаково запечатлелся бы третий. Но я узнал внешность, обрамленье всей твоей судьбы.
Она ходила взад-вперед по комнате, ломая пальцы и свесив голову. Длинные ресницы затеняли взгляд.
— Постой, он так и сказал: «Полгода назад у нас была связь»? Со мной?
— Он не назвал тебя. Он скромный юноша.
— Но я действительно знакома с господином Туре Торне, — сказала она. — Не знаю даже, отчего я тебе никогда об этом не упомянула? Никакой «связи» у нас с ним не было.
Арвид попытался выдавить улыбку.
— В таком случае, — возразил он, — господина Туре Торне ждет поистине блистательное будущее сочинителя, если он сумеет продолжать в том же духе…
Она подошла к нему вплотную и глубоко заглянула ему в глаза.
— Арвид, — сказала она. — Арвид, ты мне не веришь? Он старательно избегал ее взгляда, словно так избавлял ее от необходимости лгать.
— Ну, полно, полно, — пробормотал он, — конечно, я верю.
Не верить, подозревать он был просто не в силах. И без того больно.
— Знаешь, если уж говорить правду, — сказала она, — я с ним несколько раз поцеловалась. Вот и все. И состряпать из этого целую пьесу!
— Ну вот видишь! Я же говорю — его ждет блестящее будущее!
— Ах, — возразила она, пожав плечами. — Какое нам дело до Туре Торне! Его нельзя принимать всерьез; даже сердиться на него нельзя. Но у тебя такое странное, такое измученное лицо. Приляг, отдохни немного. Хочешь, я тебе поиграю?
Он лег и прикрыл глаза. Она сыграла адажио из «Патетической сонаты».
Он рассеянно взял со стола раскрытую книгу. То оказалась «Большая дорога» Стриндберга. И раскрыта она была на том месте, где поэт пишет о затуманенных очах, свидетелях «долгих слез, что пролиты тайком».
Адажио кончилось. И она подошла к нему и положила ему на лоб прохладную ладонь.
— Какой ты горячий, — сказала она.
— Ты читала, когда я пришел? — спросил он.
— Да. Я в газете прочла, что он при смерти. И достала книгу с полки. Я так люблю это место…