— Благодарю за книги, — сказала она.
— Благодарю…
Они вошли в переулок.
— Ты так внимателен, — сказала она.
Он не тотчас ответил. В горле застрял комок. Лишь уверясь, что голос не выдаст его, он сказал:
— Это ведь твои книги. Я еще летом их для тебя купил. Просто они завалялись у переплетчика.
И они пошли молча.
— Да, — потом сказала она. — Ну, а теперь мне пора домой. Прощай.
— Прощай.
* * *
Назавтра он снова встретил ее в тот же час и почти на том же углу в том же сумраке зимнего полдня, в сетке мокрого снега. Проходя, они обменялись учтивыми поклонами.
А вечером он написал ей письмо.
«Лидия.
Так не может дольше продолжаться. Делай со мной что хочешь.
Я до сих пор не вполне тебя понимаю, со временем, верно, пойму… Как задело тебя мое октябрьское письмо! Да собери я все самые грязные и низкие слова нашего языка и швырни их тебе в лицо, — я этого не сделал, мне такое и в голову не приходило, но вдруг, по если бы я даже так сделал, — что бы все эти слова значили в сравненье с одной-единственной строчкой твоего письма: «Когда ты уезжал, я была с другим».
Но ты обиделась, и я прошу у тебя прощенья. Ведь ты вся моя жизнь. Без тебя мне не жить. Я не могу больше встречать тебя на улице и проходить мимо, словно чужой.
Ты не захотела моего прощенья. Ты надсмеялась над ним.
Но мне так нужно твое прощенье! Прости меня!
Арвид».
Он написал это письмо за два дня до сочельника. Ответа он не получил.
* * *
И наконец-то выпал снег, и настал сочельник.
Арвид Шернблум был свободен в этот день. Он уже с утра запаковал и надписал рождественские подарки Дагмар, детям и служанке. Прежде он, бывало, к каждому подарку сочинял веселые стихи. Теперь он ничего не написал, кроме имен.
Весь день он кружил по улицам под легким снегом, а снег все падал, все падал.
На перекрестке он обменялся беглым приветствием с Филипом Стилле.
— С Рождеством тебя! — сказал Филип.
— И тебя тоже… Кланяйся супруге! — Филип Стилле вот уже два года был женат на Элин Блюхер. Детей у них не было. Они не могли себе позволить такую роскошь, как однажды объяснил ему Филип.
На площади Густава Адольфа Арвиду встретился Хенрик Рисслер. Арвид хотел было в рассеянии снять шляпу, но, одумавшись, кивнул. Недавно они перешли на «ты». И Рисслер стал ему, пожалуй, милее.
— С Рождеством тебя! — сказал Хенрик Рисслер.
— Спасибо, тебя тоже…
— Не выпить ли нам по такому случаю?
— Отчего же!
Они пошли к Рюдбергу и заняли диванчик подле окна с видом на площадь.
— Чудо, как хорош замок за этой завесой снега, — сказал Шернблум.
— Да, — подхватил Рисслер, — однако же тот, кто не видал замка десять лет назад, до восстановительных работ, в сущности, не имеет о нем понятия. Таким он уже не будет, верно, ближайшие сто лет.