— Хорошее.
— Ты не понял. — Миша покачал головой. — «Колотушка» не от слова «колотить», а от слова «будить». Раньше по казармам ходили специальные сторожа — хожалые — и гремели колотушками. Это деревянный шарик на веревке и деревянный брусок. Звук получался не очень громкий, но чувствительный, поднимал рабочих на ночную смену.
— Интересно, — сказал я и слукавил. Миша и впрямь рассказывал интересное, но я весь был поглощен «интервью-ированием». Ведь на моих глазах рождалась настоящая заметка, которая будет напечатана настоящими печатными буквами в настоящей газете.
Георгий Матвеевич все еще кричал рабочему вопросы на ухо — в грохоте иначе и не расслышать, — а рабочий столь же громко кричал свои ответы на ухо корреспонденту, но мне не дали досмотреть всю эту процедуру. Молодой парень, который показывал нам завод, повел нас в соседний цех.
И первое, что я увидел здесь, — жидкий раскаленный металл, лившийся из чана тонкой белой струей.
Это была та дивная влага, которая манила подставить под свою живую струю ладони. Я видел текучий белый металл, частицу солнца, впервые, но сразу понял: это мой очень близкий родственник, очень дорогой, с которым мы когда-то расстались на минутку, а расставание случилось на тьму веков. Жизнью своей эта капля солнца была ровней нам, людям, да только, выйдя из огня, мы уже не можем обернуться огнем, не потеряв самих себя.
А что, если!.. Ну а что, если!..
— Ты бы хотел стать каплей огня? — спросил я Мишу.
Он посмотрел на меня презрительно, презрительно пожал плечами:
— Ох уж эти мне поэтические истерики! Все саламандры!
Он отошел от меня, и я понял: нет у меня друга, Миша мне другом никогда не станет. Он не понял меня, а объяснить ему о родстве людей и огня, о невозможности жить одной жизнью я не смог бы, да он, видно, и слушать меня не захочет.
Металл разлили по формам. И на наших глазах кусочек полуденного белого солнца становился вечерним, красным.
«Если быть огнем, так только на Солнце, — сказал я себе. — На Земле огонь не живуч».
8
Нас вкусно и сытно покормили в рабочей столовой, и мы пошли за Георгием Матвеевичем, по городку — строем, а за околицей — гурьбой.
Мы пришли к железной дороге с узкими рельсами. Скоро нас догнал игрушечный паровозик с игрушечными вагонами. Мы помахали ему, и паровозик остановился, подождал, пока мы заберемся в вагоны, и только потом отправился в свой путь.
Мы ехали в гости к писателю. Не к памятнику, не в музей — к живому, у которого было много книг, которого заметил Горький и которого я пока что не читал, но теперь обязательно прочитаю, потому что он не просто писатель, а писатель-земляк.