— Вы анархист, Руссо, — безапелляционно заявил Макслотер. — Не понимаю, как можно отрицать прогрессивную роль современного капиталистического общества и стоящих — на его страже законов?..
— Можно, — твердо возразил Руссо, — потому что, однажды явившись, они еще более увеличили силу богатых, безвозвратно уничтожили свободу, навсегда упрочили собственность и неравенство, превратили ловкий захват в незыблемое право и к выгоде нескольких честолюбцев обрекли весь род человеческий на труд, нищету и рабство. Нельзя допустить, чтобы дитя властвовало над старцем, чтобы глупец руководил мудрецом и чтобы горсть людей утопала в роскоши, тогда как огромное большинство народа нуждается в самом необходимом.
— Бросьте, Жак, поймите, что вы запутались, — в голосе Макслотера звучала усталость. — Почему вы не хотите сотрудничать с комиссией? Почему вы затрудняете нашу работу? Или вы думаете, что наша комиссия не имеет права разоблачать подрывные элементы вроде этого Линкольна?
В тоне Макслотера появились высокие нотки. Макиавелли решил предотвратить вспышку.
— Ваша милость, — обратился он к Макслотеру, — не соблаговолите ли вы уточнить свой вопрос? Мы все хотим быть совершенно справедливыми к синьору Руссо.
— Ну что ж, Жак, — проворчал председатель, — даю вам последний шанс. Отвечайте: признаете ли вы, что ведете подрывную работу против капиталистического строя?
— Вы полагаетесь на существующий общественный порядок, — заявил Руссо, — и не думаете о том, что этот порядок подвержен неизбежным революциям, что вам невозможно ни предвидеть, ни предупредить ту, которая заденет ваших детей. Мы приближаемся к кризису и веку революций…
Макслотер жестом оборвал речь Руссо и укоризненно посмотрел на Макиавелли. «Простак, — говорил этот взгляд, — кого вздумал учить следовательскому искусству?»
— Он говорит то же, что и этот малый Линкольн, — смущенно заметил Носке.
— Совершенно естественно, что они говорят одно и то же, — разъяснил Макслотер, — они ведь участники одного заговора.
Затем он скороговоркой объявил Жан-Жаку Руссо решение комиссии: философ-бунтарь вслед за своим единомышленником — президентом США высылался из рая.
МАКСЛОТЕР листал длинные списки постоянных жителей рая и не видел, кто занял место в свидетельском боксе.
— Фамилия и имя? — спросил он, не поднимая головы.
— Елена Прекрасная.
Макслотер потянулся к ящику картотеки, на котором была нарисована большая буква П, и вытащил оттуда биографические данные на иммигранта. Там значилось: «Елена Прекрасная — легендарная царица исключительной красоты. Ее любовные похождения послужили поводом для начала Троянской войны».