На любых переговорах есть гибкие позиции, по которым торг уместен, а есть ключевые, их нельзя сдавать ни в коем случае. Растолковать ему перед тем, как будет разговаривать снова. Или самой поговорить, блин. Единственная гарантия того, чтобы что-то было сделано как надо, — сделать самой, это Юлька знала давно и безнадежно точно. До выезда на съемку, кстати, семь минут, то есть шесть уже.
— Ты подумай, кто бы их мог устроить, — сказал Иннокентий. — Ну и тебя в том числе.
— Меня — никто, — бросила Юлька. — Это не лучшая из твоих идей, правда, Кеша. Придумай что-нибудь другое или пошли их на фиг.
— Чопик!!! — возмутился он. — Эти еще нормальные! И они дают бабло, ты понимаешь?!
Юлька встала:
— Все, Кеша, я бегу. У меня выезд через пять минут.
Иннокентий подскочил тоже, едва не перекинув шаткий столик острыми и безразмерными коленями:
— А у меня встреча с ними через час, и я уже должен знать!
— Отмажься пока, а вечером созвонимся.
— Ага. Только ты придумай к вечеру какого-нибудь звездуна, ОК? Ты же их всех знаешь, Юлька. Они же все перетусовались в твоем «Супер-Мосте»…
Она резко остановилась:
— Бли-и-ин! Кешка, какой сегодня день?
— Пятница, а что?
— Ф-фу… — Юлька шумно перевела дыхание. — Я думала, четверг. Сегодня хоть «Моста» этого долбаного нету, когда его уже закроют, наконец. Блин, завтра суббота, а Костику справку надо для Соловков!.. Да, и слышишь, Кеша, поспрашивай у своих рекламщиков, там где-нибудь оператор не нужен? Хороший оператор, Андрей Кириченко, может, помнишь его?
— Андрюха? — усмехнулся Иннокентий. — Погнали все-таки. А я ему еще когда говорил… Ладно, Чопик, узнаю. И когда ты успеваешь ко всему заботиться о разных алкоголиках?
Юлька объяснила бы. Что ни фига она не успевает, ни черта по большому счету не делает, ни о ком как следует не заботится, и вообще. Однако в нашей стране жизнь устроена так, что либо ты конченый дайвер, либо отвязный гений в облаках, как Иннокентий, либо выгодно висишь у кого-нибудь на шее, либо на тебе самом (самой) висят все и всё на свете, — а пятого ну совершенно не дано. Во всяком случае она, Юлька, этого пятого варианта в упор не видит, а первые три ее не устраивают по разным причинам.
Но у нее оставалось от силы минуты две с половиной. И двадцать восемь лестничных пролетов в ту и в другую сторону.
* * *
Парламентскую сиесту Юлька снимала двести пятьдесят раз в жизни. Из них раз двести собиралась написать новую начитку поверх уже смонтированного старого сюжета — или, наоборот, заклеить тот же самый текст слегка обновленным видео. Но совесть не позволяла, и вот Юлька в двести пятьдесят первый раз бродила по сонному парламенту вдвоем с оператором Серегой Василенко, тоже куда более настроенным на законную сиесту, чем на производительный творческий труд.