Перед американским посольством стояли сразу две очереди. Я оказалась вместе с людьми, желавшими получить гостевую визу, а другой волнующийся человеческий ручей, отгороженный еще одним турникетом, состоял из тех, кто собирался переезжать в Америку на постоянное место жительства. Прямо напротив я сразу заметила знакомое лицо. Юный Никола Паганян стоял в очереди, видимо, вместе с родителями и другими родственниками.
– Привет! – Я помахала мальчику рукой. – Как дела?
– Здравствуйте... – ответил он как-то очень вяло.
Толстая пожилая женщина дернула его за руку.
– Не смей ни с кем разговаривать! Визу не дадут!
Мне хотелось спросить, в чем тут логика и почему разговор со мной может помешать большой армянской семье или одному из ее членов получить иммигрантскую визу в США. Женщина прошептала мальчику еще что-то сердитое на своем языке, а затем добавила довольно громко по-русски, чтобы я слышала:
– Можно подумать, в Америке своих негров мало!
Никола дернулся, повернулся ко мне. На лице его было несчастное и затравленное выражение. Хорошо, что в этот момент мне нужно было пройти вперед, и я потеряла армянскую семью из виду.
Довольно быстро я оказалась перед окошком, за которым сидела очень важная белесая девица. Думаю, она была на пару лет старше меня и занимала, разумеется, самую низкую ступень в консульской иерархии. При этом она ощущала себя истинной вершительницей человеческих судеб – ведь от ее «да» зависели жизненные планы стоящего перед ней человека. А особенно жизнь каждого зависела от ее «нет».
Она сразу начала говорить со мной по-русски, с чудовищным акцентом и очень брезгливо. Все ее вопросы упирались только в одно – в твердую уверенность, что я желаю нелегально поселиться в ее драгоценной стране и тем самым нанести ущерб американской экономике и всему американскому народу. Я предложила не мучиться и перейти на английский, так как владела им, по крайней мере, несравнимо лучше, чем она русским. Но это предложение вызвало у девицы массу дополнительных подозрений, усугубившихся тем, что мне практически ничего не было известно о пригласившей меня организации. Настроение мое, и так испорченное встречей с Николиным семейством, ухудшилось еще больше. Терпеть эту самодовольную маленькую дрянь совершенно не хотелось. В конце концов, я смогу просто извиниться перед неизвестными людьми, пригласившими меня, и сообщить им, что мне просто не дали визы, что случается очень часто. После дурацкого вопроса, кто были мои родители и как я могу объяснить свою избыточную смуглость, я, сдерживаясь, чтобы не гаркнуть во весь голос, жестко ответила: