Не секрет, что во внешности африканские корни обычно доминируют. Кожей и чертами лица я, как и мать, – типичная тигре. Впрочем, как и она, я не негритянка – основная часть населения Эфиопии в принципе не относится к негроидной расе: амхара, ороми и тигре, наряду с жителями юга Индии, являются самыми темнокожими европеоидами. Такая же и я. Исключение – зеленый цвет моих глаз, унаследованный от папы. У темнокожих людей не бывает глаз такого цвета. Как это получилось у меня – загадка для докторов и генетиков.
После моего появления на свет родители переехали из бесприютного офицерского общежития в восемнадцатиметровую комнату в служебной двухкомнатной квартире. Такое жилье на последнем этаже хрущевки было пределом того, на что мог рассчитывать молодой майор с незаладившейся карьерой.
Ему, правда, пообещали при первой возможности предоставить отдельную жилплощадь. Но первой возможности так и не представилось. Да и последней, собственно, тоже. Отца все-таки направили за границу еще раз – теперь в Афганистан.
Маме пришлось устроиться на работу в городскую клиническую больницу через полтора месяца после родов – иначе место врача-инфекциониста мог занять кто-то другой. Она осталась одна с грудной дочкой на руках под вечно протекающим потолком дожидаться мужа. Помогать маме было некому, кроме разве что нашего замечательного соседа Алексея Матвеевича. Он готов был помогать во всем, но пока я была совсем маленькой, ему было не справиться. Вот я и переходила от одной няни к другой чуть ли не каждый месяц.
Потом мама узнала, что она – вдова.
Наша квартира значилась в каком-то фонде временного офицерского жилья, и в нее так же временно пытались вселить вместо нас какого-то прапорщика, но за нас вступился бывший папин начальник, спасибо ему. И вот у нас с мамой осталась непонятно как оформленная та самая временная единица жилья – комната площадью семнадцать целых и семь десятых квадратных метра в двухкомнатной квартире с раздельным санузлом и пятиметровой кухней на две семьи. Сам дом был построен, разумеется, в далекие уже хрущевские времена.
Отец обещанного ему постоянного жилья так и не дождался. Постоянная у него только могила в глухом северном городке, на старом монастырском кладбище, где давно лежали и его родители. В советское время на этом кладбище хоронили усопших всех конфессий. Тогда доминировала единственная воинствующая религия – атеизм. Ни крестов, ни полумесяцев не выбивали на могильных плитах. Только на солдатских могилах оставались звезды... пятиконечные звезды, разумеется.