— Никитенка сберегли Эльма, Анд, приведший сюда нам на выручку людей с того берега, и его мать Майда. Их опасно оставлять здесь, — горячо убеждала старца Надя.
— Они могут остаться со своими соплеменниками. Я внушу тем все что надо, — заверил тот.
— Они поддаются внушению. Я уже пробовал, — вставил Федоров.
— Ах вот как? — слегка удивился старец. — Ну что ж, давайте вместе. Приходилось читать об этом.
И он обратился к Жрецу и вождю на их языке, строго наказав беречь всех, кто общался с вернувшимися живыми предками.
— Священна воля. Да-да, Божества! — воскликнул Жрец. И обернулся, отыскивая глазами Гнидда. Он потребовал от него, тоже «общавшегося» с живыми предками, священный нож.
Надя поняла Жреца и протянула ему нож, которым должна была быть освежевана. Гнев исказил лицо Жреца, но, взглянув на богообразного старца, он тотчас склонился в поклоне.
Гнидд мычал, извиваясь в судороге страха.
А тут еще подошел Анд и протянул Жрецу нарядные ножны.
Жрец яростно вложил нож в ножны и уничтожающе посмотрел на распростертого на ступеньках «отца-свежевателя».
Тот понял, что нож будет еще использован сегодня на этом пьедестале.
Майда, тяжело дыша, едва поспевала за Эльмой, несшей на руках Никитенка в специально сшитом для него Надей маленьком серебристом костюмчике.
Мальчик, увидев маму и папу, громко закричал, протягивая к Наде ручки.
Старец с улыбкой посмотрел на ребенка и задумчиво сказал:
— Я предупредил вас о процедуре облучения. Она изменила внутренний облик всех людей острова Солнца, в известной степени уподобив их этому младенцу с чистой душой.
— Мы идем за вами, старейшина, с чистой душой и чистым сердцем, — заверил Крылов.
— Тогда нам с вами будет легко понять друг друга, — отозвался старец.
При входе в дверцу, похожую на алтарную, произошла заминка.
Никитенок стал извиваться на руках у Нади и капризничать, требуя, чтобы с ним была и его новая молодая мама.
— Где моя темная мама? — повторял он.
Смуглая Эльма с грустной улыбкой провожала его глазами, держа за руку подошедшего к ней Анда.
Бурундцы понемногу поднимались на ноги, недоумевающие, испуганные, но чем-то обрадованные.
Вперемежку с ними стояли и вешние с дубинами, отнюдь не собираясь пустить их в ход.
Взлетолет беззвучно, как и при спуске, отделился от земли и взмыл в безоблачное небо.
Сверху хорошо была видна площадь Синей травы — исполинская чаша с песчинками поднятых к небу лиц на дне.