— Ужас какой… Бедный мальчик, — пробормотала она.
— Он не бедный! У него есть я! И я все сделаю, чтобы он был доволен жизнью, — почему-то зло ответил Артур.
Он снова уселся на край письменного стола, глотнул воды, посидел-посидел и примирительно улыбнулся Наташе. Наташа его улыбку демонстративно не заметила.
— Почему ты мне раньше все это не рассказал?
— Да понимаешь… как-то так… все не до того было… Все так быстро… — Артур говорил небрежным тоном, однако взгляд у него был напряженным. — Ну какая разница, когда рассказал? Да, у меня сын. Это что-то меняет? Или тебе это принципиально не нравится? Ты не переносишь детей?
— Разве в этом дело?
— Нет, ты ответь. Не переносишь?
Наташа мельком подумала, что на ее вопрос он-то не ответил. И тем, как она относится к детям, он раньше, до свадьбы, не интересовался. Она ведь даже не знает, хочет ли он детей, их совместных, она почему-то решила, что это само собой разумеется.
— Ты что молчишь? — раздраженно спросил Артур. — Ты что, детей не любишь? Или боишься, что не справишься?
— Люблю. Нет, не боюсь, до сих пор справлялась же. Сестренка у меня на руках выросла. Только…
Наташа хотела сказать, что только ведь она о своих мечтала. Нет, она совсем не против Кирилла. Но почему Артур ничего не сказал раньше? Это ведь странно — скрывать от человека, с которым собираешься разделить судьбу, самые важные в жизни вещи. И очень обидно. Неужели он не понимает?
— Ну, вот видишь, как все хорошо, — не дал ей закончить фразу Артур. — Кирка, правда, не сахар, с ним нужно по-особенному… Ну, это я тебе все потом расскажу, постепенно. И вообще, с чего ты так напряглась? Будешь за ним ухаживать — и только. Вполне женское дело. А в остальном… Ты прикинь: я не пью, не курю, не колюсь и по бабам не бегаю. Чего там еще? А! Я обеспеченный человек и буду становиться все обеспеченней. Квартира эта — она же тебе нравится? Шмотки, отдых в хороших местах планеты — это будет, как у взрослых. Скажешь, плохой вариант замужа?
Так нельзя говорить, — вяло запротестовал в ней филолог, — надо — «замужества»». Но это была так, посторонняя мысль. Она мелькнула с краю одной, главной мысли: почему он скрыл? Почему? Почему?
Этому должна быть настоящая причина, а совсем не те невнятные объяснения, которые она просто не поняла.
Почему?
Артур вдруг оказался рядом. Он целовал и гладил ее, бормоча: «Наташка, Наташка, вот увидишь: все у нас будет хорошо! Вот увидишь!» Она сначала отталкивала его, говорила, что так же нельзя, что ребенок — это серьезно, а он… Надо было их раньше познакомить, чтобы разобраться, сможет ли она с ним поладить. Что, она против, что ли? Только так же нельзя! Но он все целовал, и гладил, и трогал ее. И каждое его прикосновение стирало этот вопрос, бьющийся в голове как язык колокола.