Свет саданул по глазам так, что я зажмурился. Зачем, черт возьми, они включили столько света сразу?! И тут я понял, что включили не свет, а меня. Сердце бухало в груди с бешеной скоростью, легкие выбрасывали застоявшийся воздух, пот стал заливать лицо, заструился вдоль позвоночника, по ребрам, под мышками. Окружающее сделалось ярким, рельефным, выпуклым ― я теперь видел каждую волосинку на руке Мерина, каждую чешуйку помады на губах сидящей напротив Леруни. Не будь я привязан к креслу, я бы вскочил, обнял их всех сразу, подкинул до небес и снова поймал, веселясь, как мальчишка, выскочивший с мячом на весеннюю улицу. О-о-о, как мне хорошо! Как прекрасен мир! Как милы эти люди, окружающие меня! Как я только мог их бояться!
Где-то на самом дне моего бешеным вулканом рвущегося сразу во все стороны организма шевельнулся остаток, обглодок, скелетированный останок прежнего страха: а ведь боялся же… Но волна радости захлестнула, смяла, подавила и разгладила меня, как морскую отмель.
Только малюсенький камушек застрял посреди песчаной глади: боялся? Боялся! А теперь не боюсь!
И вдруг ― молния. Не молния ― небесный болид, прочертивший поперек сознания. Взрыв сверхновой, порожденный небывалыми силами, открывшимися в организме. И мгновенное видение: я, словно крошечное, уносимое в море волной насекомое, отчаянно зацепился за единственную неровность на огромной песчаной гладильной доске, ухватился за почти незаметный камешек сомнения.
Я ― не боюсь. Но бояться ― и не надо. Они ― ничего не узнают! Потому что я ― ничего не знаю! Господи, как легко на душе! Как хочется с кем-нибудь этой радостью поделиться!
― Что дала тебе Нинель? ― подавшись вперед так, что мне стала видна каждая пора на его коричневой морде-мошонке, нетерпеливо спросил Дед Хабар.
О чем меня спрашивают, забеспокоился я, больше всего на свете боясь огорчить чем-то этих замечательных людей. О чем? Что мне могла дать Нинель? И тут же высветило: да как о чем? Ясно же! Любовь.
Вот оно! Вот на чем надо сосредоточиться. Ах, детская моя любовь Светочка Королева! Какое это было чувство, когда, шурша засыпанной листвой, мы брели по аллее, ладошка в ладошке! Какая это была немыслимая победа: впервые взять за руку девочку и почувствовать, что она меня не оттолкнула!
― Что дала тебе Нинель? ― еще раз настойчиво повторил симпатичный старикашка, сидящий напротив меня.
И я чуть не рассмеялся: да как он не понимает!
Любовь, любовь, любовь заливала все вокруг, словно солнечный свет.
Я вспомнил свой давешний сон: как я пытался заглянуть Светочке в лицо, а она смущенно отворачивалась. А когда все-таки заглянул, то обнаружил с изумлением, что никакая не Светочка это, а моя первая жена Татьяна, Татка. И что на ней ― то самое школьное платье выше колен, в котором она пришла на олимпиаду по истории, откуда мы поехали ко мне домой, сразу в койку.