Я покаянно повесил голову.
― Что называется, и рыбку съесть, и… ну… кое-что получить…
― Ну и как, съел? ― грубовато поинтересовался Мнишин.
― В каком смысле? ― я сделал вид, что смутился.
― В смысле, какую-нибудь информацию надыбал? ― нетерпеливо уточнил он.
― По делу ― ничего… ― Я совершенно искренне развел руками.
― Так, ― подвел итог Мнишин. ― Что и требовалось доказать. ― И задал следующий вопрос как бы между прочим, с легким пренебрежительным смешком: ― Эта младшая дочка… она что же, всерьез хочет, чтобы ты маньячку нашел?
― Да нет, ― поддержав его тон снисходительной ухмылкой, махнул я ладонью. ― Вбила себе в голову, будто это инсценировка: дескать, убийца под маньячку только хлещется, а грохнули папаню за другое.
― За что?
Я пожал плечами:
― Конкретики мало. Так, взгляд и нечто. Что-то насчет девчонок, которые работали у него моделями. Месть, ревность и все такое…
― Короче, далеко ты не продвинулся, ― с удовлетворением подвел итог Мнишин.
― И советую оставаться на том же месте, ― с неприкрытой угрозой в голосе добавил Харин. ― А то если со своими бреднями напортачишь нам с маньячкой… Сам знаешь, дело на контроле у города. Там с тобой чикаться не будут.
― Ну и последний вопросик… ― глядя не в лицо, а изучая лацкан моей куртки, пробормотал Мнишин. Из чего я сделал вывод, что вопросик, что называется, последний только по счету, но не по значению. И угадал.
― Что ты делал сегодня… ну, скажем, начиная с одиннадцати часов утра?
Для начала я поведал им о том, что, когда покидал квартиру, Нинель еще мирно спала. Потом в общих чертах рассказал о культпоходе в театр «Купидон», стремительном марш-броске по коридорам воскового музея и, наконец, о посещении психбольницы. Умолчав, о некоторых наиболее одиозных деталях этого визита.
― Свидетели, кроме этого доктора, есть? ― кисло поинтересовался Харин.
Дай ему волю, он с удовольствием повесил бы на меня если не убийство, то на худой конец доведение до самоубийства.
― Полно, ― с энтузиазмом откликнулся я, но тут же спохватился: ― Правоспособных, правда, немного…
Они еще четверть часа попромывали мне мозги, я написал подробное объяснение насчет того, как попала ко мне Нинель, что я делал, оставив ее в квартире, ну и так далее. Мнишин, нацепив очки, внимательно изучил мое творчество, после чего спрятал бумаги в папочку, прихлопнул ладонями по коленям и поднялся. Я внутренне вздохнул с облегчением, но оказалось, рановато. Проходя мимо меня, он остановился и, глядя по своей манере куда-то в направлении мочки моего левого уха, заметил словно между прочим: