— Это ваша идея?
— Моя.
— И как вам в голову пришла такая мысль?
— Очень просто. Видите башню? Подойдите сюда.
Хейнкель и Шульце-Бойзен подошли к широкому окну. В зелени деревьев высилась пятнадцатиметровая башня. Она тоже была сделана на конус.
— Диаметр ее стенок — полтора метра, — пояснил Хейнкель. — Она имеет пять этажей. Крыша — толщиной в полтора метра. Перекрытия между этажами — по полметра железобетона. Прямое попадание в нее почти исключается. Но даже если такое случится, то самая крупная бомба может повредить только верхний этаж. Взрыв рядом не может причинить никакого вреда, тем более опрокинуть башню. Когда мы сделали башню, я подумал о своих г л а з а х, о вахманах, об охране завода. Ведь на «Мариине» уже сегодня работает несколько тысяч военнопленных французов и поляков. А за ними нужен глаз да глаз, особенно во время воздушных тревог.
— Хорошо придумано, — согласился Шульце-Бойзен. — Я доложу рейхсмаршалу Герингу о вашей идее.
— Был бы весьма признателен.
— Я заехал к вам, господин Хейнкель, по поручению руководства министерства авиации. Наши военно-воздушные атташе в своих донесениях пишут о множестве неполадок в «Хейнкелях-111», которые в последнее время прибыли в Румынию и Венгрию.
— Можно ли поподробней ознакомиться с этими претензиями? — спросил Хейнкель.
— Конечно. Я захватил с собой перечень. — Шульце-Бойзен вытащил из портфеля папку и подал ее Хейнкелю. Тот развернул ее, бегло просмотрел.
— Все это не конструктивные недостатки, а результат плохой работы, — сказал он.
— Для люфтваффе это не имеет значения, — заметил Харро. — Самолеты выходят из строя.
— Согласен. Но для меня — имеет. Большая часть квалифицированных рабочих призвана в армию. Я уже сказал вам, что сегодня на «Мариине» несколько тысяч военнопленных. Они не освоили еще новых профессий, а немцы-мастера не успевают за всем проследить.
— А вы не допускаете мысли о саботаже?
— Допускаю. Поэтому я и сказал вам, что за чужестранцами нужен глаз да глаз. Но можете доложить в министерстве, что саботажникам на «Мариине» не будет никакой пощады!
Шульце-Бойзен не сомневался в этом. Хейнкель с таким рвением доказывал нацистскому руководству свою «арийскость», что ему могли позавидовать конструкторы-немцы.
— Хотите взглянуть на машину, над которой я сейчас работаю? — спросил Хейнкель.
— Охотно.
Хейнкель и Шульце-Бойзен подошли к закрытой стене. Авиаконструктор нажал на кнопку, и гофрированная штора сжалась в гармошку и сдвинулась вправо.
Перед глазами Харро открылся чертеж. Опытный взгляд его сразу отметил, что самолет будет покрупнее, чем «Хейнкель-111».