«Сами по себе многочисленные расстрелы на захваченной русской территории комиссаров и евреев не вызывали бы возражений, если бы при их подготовке и осуществлении не допускались технические недосмотры: некоторые, например, оставляли непогребенными трупы прямо на месте расстрела…»
Прочитав еще тогда, летом, эти донесения, Беккерт невольно поежился. Его поразила откровенность, с которой Кенигсхауз излагал суть вопроса. На заседаниях, которые проводили Мюллер и Гейдрих с начальниками отделов и секторов, всегда употреблялись условные обозначения. Слова «трупы», «смерть», «казнь» исключались. Бывало, Мюллер спрашивал обергруппенфюрера Гейдриха, следует ли применить «специальное обращение» к заключенному М. На что Гейдрих отвечал: «Если это подходит к случаю «А». Или, скажем: «Направьте дело еще раз к рейхсфюреру». Разговор велся таким образом, что даже присутствующие высшие чиновники гестапо не знали, о ком идет речь, хотя, конечно, и разбирались в терминологии: «специальное обращение», «специальная обработка», «превентивное заключение» и т. д.
В отдельной папке у Беккерта хранился документ, который не был известен ни Мюллеру, ни Гейдриху.
Он обнаружил его в русском посольстве, когда после начала войны, после одиннадцатидневной блокады, гестапо наконец получило доступ в здание.
Все секретные документы сотрудники русского посольства, конечно, успели уничтожить, но в баках для мусора имелись кое-какие клочки изорванных бумаг. То, что Беккерт обнаружил, принадлежало, наверное, одному из ведущих работников советского посольства и больше всего напоминало дневниковую запись. Старшему криминальному советнику удалось склеить и прочитать всего одну цельную страничку.
Запись была сделана 22 или 23 июня. Во всяком случае, сразу же после начала военных действий. Сотрудник советского посольства писал следующее:
«В глубине огромного кабинета за письменным столом сидел Риббентроп в будничной серо-зеленой форме. Когда советский посол вплотную подошел к письменному столу, министр встал, молча кивнул головой, подал руку и пригласил пройти за ним в противоположный угол зала за круглый стол. У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета и мутные, как бы остановившиеся, воспаленные глаза. Он, видимо, основательно выпил. (Строчки эти Беккерт подчеркнул.) Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, Риббентроп принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе. Игнорируя тот факт, что на протяжении последних недель советское посольство по поручению Москвы неоднократно обращало внимание германской стороны на вопиющие случаи нарушения границы Советского Союза немецкими солдатами и самолетами, Риббентроп заявил, будто советские военнослужащие нарушили германскую границу и вторглись на германскую территорию, хотя таких фактов в действительности не было.