Воздух принял тяжелую машину!
Девятаев вздрогнул от мысли, что его помощники от радости могут гаркнуть «ура» и отпустят штурвал. А в воздухе давление на него не уменьшилось. Он чувствует это, но поделать пока ничего не может. Он еще не до конца распознал, чего хочет «хейнкель» от нового хозяина, почему он, как невзнузданная норовистая лошадь под неумелым седоком, куражился при взлете.
— Жмите! Жмите! Не отпускайте!
Низко пролетели над пригорком с вышкой и вздыбленными зенитками. Теперь «хейнкель» над штормовым морем набирал высоту. На высоте были облака. И если начнется погоня, спасение только в них. Но об этом знал только летчик. Остальные полностью доверились ему. Позади остались вспышки недоверия и раздражения.
Кривоногов, оглядев повеселевшие лица, крикнул:
— Как прилетим, на руках качать Мишу будем!
Но «качнуться» всем пришлось раньше, да посильнее, чем при сумасшедшем развороте у морского обрыва, до которого оставалось всего два-три метра.
Кутергин вновь начал:
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов…
И все распрямились, и в этот миг от прилива неизбывной радости отпустили штурвал. Михаил не в силах был удержать колонку. Она вновь поползла назад, придавила его к спинке, а самолет, словно кем-то подстегнутый, круто полез в набор высоты. Скорость сразу стала резко падать, машина вот-вот сорвется в беспорядочное падение.
— Жмите!
Неистовый крик вернул всех к действительности. И все так навалились на штурвал, что перешвырнули «хейнкель» в пикирование.
Самолет падал в море. Люди видели это через широкое стекло кабины и, окаменев, оцепенело отжимали штурвал. На инструктаж не оставалось времени. Летчик бьет по чьим-то рукам:
— Отпустите!
Кто-то, поняв неладное, рывком оторвал от штурвала еще две или три судорожно въевшиеся руки. Колонка управления, регулируемая летчиком, стала медленно отходить.
Из пикирования в горизонтальный полет «хейнкель» вышел в нескольких метрах над бушующими морскими волнами.
Но не от близкой морской воды рубашка на Девятаеве стала мокрой и соленой.
Он, летчик-истребитель из дивизии Покрышкина, понимал, инстинктивно чувствовал, что выкрутасы «хейнкеля» на аэродроме и теперь вблизи него не остались незамеченными. Сейчас немцы поднимут пару истребителей — и всему конец.
И еще он, измятый, иссушенный, понял, почему немецкий самолет не слушался русского пилота. Ведь на бомбардировщиках есть триммеры руля высоты… Они устанавливаются на посадку — значит, подняты вверх, чтобы воздушная струя точно притерла хвост самолета к земле. А на взлет — опущены вниз.