Психоанализ выводит на свет всеобщее в индивидуальном опыте. Только так и в таких рамках может психоанализ бороться с овеществлением человеческих отношений. Ревизионисты не видят (или не могут извлечь выводы из) действительного состояния отчуждения, превращающего человека в переменную функцию, а личность в идеологию. В противоположность этому основополагающие «биологизированные» понятия Фрейда вырываются за пределы идеологии и ее отражений: его отказ рассматривать общество как «развивающуюся сеть межличностного опыта и поведения», а отчужденного индивида как «целостную личность» ближе к действительности; в нем содержится ее истинное понятие. И если он воздерживается от того, чтобы считать бесчеловечное существование преходящим негативным аспектом движущегося вперед человечества, то в этом больше человечности, чем в добродушных, толерантных критиках, клеймящих его «бесчеловечную» холодность. Фрейд не впадает в соблазн легковерия в то, что «главное направление организма — вперед». Даже если оставить в стороне гипотезу влечения к смерти и консервативной природы инстинктов, тезис Салливана выглядит поверхностным и сомнительным. «Главное» направление организма определяют настойчивые импульсы к ослаблению напряжения, осуществлению, отдыху и пассивности — борьба против неостановимого времени присуща не только нарциссическому Эросу. Вряд ли можно увидеть в садомазохистских тенденциях движение вперед в отношении психического здоровья, если только не перетолковать «вперед» и «психическое здоровье» до такой степени, что они будут обозначать свои противоположности при существующем социальном порядке — «социальном порядке, который во многих отношениях непригоден для развития здоровых и счастливых человеческих существ»[335]. Салливан воздерживается от этого, но в его понятиях очевидна конформистская подоплека:
Человек, который добровольно обрезал свои старые якоря и по своему выбору принял новые догмы, прилежно их затвердив, почти наверняка страдал от сильнейшей неуверенности. Часто это человек, чья самоорганизация держится на презрении и ненависти. Присоединившись к новому движению, он находит там поддержку своим древним враждебным импульсам, направленным теперь против группы, которую он покинул. Новая идеология до такой степени рационализирует деструктивную деятельность, что она кажется почти, если не совершенно, конструктивной. Она смягчает конфликт обещанием лучшего мира, который должен подняться на развалинах, в которые сначала надо превратить существующий порядок. В этой Утопии и он, и его друзья станут добрыми и хорошими, и для них будет покончено с несправедливостью и т. п. Если он принадлежит к одной из радикальных групп, то деятельность более отдаленной памяти может быть полностью подавлена синтезом решений и выбора, а деятельность мечтаний о будущем может устремиться по руслу догматической модели. В этом случае поведение человека, кроме как по отношению к своим радикальным единомышленникам, становится таким, как если бы он приобрел психопатический тип личности, рассмотренный нами в третьей лекции. Он не способен к устойчивому пониманию собственной реальности и реальности других и действует по внушению самого непосредственного оппортунизма, совершенно не учитывая возможного будущего.