Приходящая уборщица была старой подругой моей матери. Муж довольно быстро ее бросил, и она зарабатывала шитьем и уборкой в «Ирисе». За ее спиной мать говорила, что она хорошая работница, но слишком прожорлива. А по условиям договора, уборщица должна была у нас только обедать.
– Молодые должны хорошо питаться. Нет ничего более важного, – говорила она мне, предлагая остатки картофельного салата и пользуясь случаем, чтобы самой немного подкрепиться.
За едой моя мать болтала с уборщицей. Каждая выпивала по два стакана вина. Большую часть времени обе перемывали людям косточки. Если в приемной звонил телефон или появлялся грузовик с продуктами, отвечать на звонок или встречать машину было моей обязанностью.
– Мари-тян, у тебя есть дружок? – иногда спрашивала она, и я перестала с ней разговаривать.
– Это же невыносимо – целыми днями оставаться взаперти в отеле. Ты должна получать маленькие радости. Ты же такая милая девочка, не годится сидеть, ничего не предпринимая, рассчитывая, что мальчики сами обратят на тебя внимание. Ты увидишь, какое платье я тебе сошью. Сексуальное, с вырезами на груди и на спине, спускающееся до самых бедер. Что ты на это скажешь?
Сделав большой глоток вина, уборщица дико расхохоталась. Сошьет она мне платье, как же.
Я знала, что она страдает клептоманией, но при этом крадет только совершенно неинтересные вещи, не представляющие никакой ценности. Уборщица никогда не трогала ни собственность моей матери, ни гостиничное имущество. Она тщательно выбирала вещи и выносила их тайком, чтобы мать ничего не заподозрила.
Сначала я обнаружила, что пропал мой любимый компас, которым я пользовалась еще в школе. Теперь он пылился в ящике стола, и вдруг я заметила, что он исчез. Поскольку компас был мне больше мне нужен, я даже не стала его искать.
Затем исчезли из кухни нож для масла, ржавая бритва из туалетного ящичка, гигроскопическая вата из аптечки и моя маленькая, инкрустированная перламутром шкатулка. Именно с этого момента все и показалось мне несколько странным. Выбор предметов стал понемногу ограничиваться исключительно моими вещами. Носовые платки, пуговицы, чулки, юбки… Но уборщица не взяла ни одного предмета, связанного с моими волосами: расчесок, заколок, масла из камелии. Несомненно, это объяснялось тем, что она знала, с какой тщательностью мать следит за моими волосами. Однажды я заметила свою шкатулку с перламутром в ее приоткрытой сумке, небрежно поставленной в угол. Я купила шкатулку на ярмарке, когда была еще маленькой. А теперь уборщица положила туда свою помаду, какие-то чеки и мелкую монетку.