соображений. Однако панское самосознание распространилось и на рядовое дворянство. В первой половине XVI в. понятие «литовская народность» уже обозначало большую часть последнего, прежде всего – его элиту. Крестьяне с их волостным или поместным кругозором не особенно представляли себе масштаб страны, их этническое самоосознание сохранилось на уровне племенных признаков.
Употребление панами русинского (позднее – польского) языка в условиях литовской политической гегемонии обозначило и другую сторону этого явления. Представители крупного русинского дворянства, стремясь стать панами, тем самым поддерживали политические интересы литовской народности и – в своей языковой среде – стали перенимать национальное самоощущение литовской знати. В первой трети XVI в. этот процесс еще не был достаточно ярким, однако уже складывались предпосылки его более интенсивного развития. Подобным образом происходила натурализация части польского духовенства и немецких мещан. В этом случае действовал уже критерий не монаршего отбора, но этнического приспособления, которое поощрялось возникновением литовского национального самосознания и понятия «литовская народность». Польский историк Ян Длугош приписал литовской социальной элите подчеркнутую гордость, чуть не бахвальство. Дворяне гордились победой при Грюнвальде. Купцы, сталкиваясь с немецкими конкурентами, считали это не только экономической, но и национальной коллизией. Во второй половине XV в. требование литовцев об участии в каунасских судах переводчика было встречено ганзейскими купцами как неприятное новшество, указывающее, что бытовые интересы уже позволяют осознавать национальную дискриминацию. С укоренением понятия «мы литовцы» среди политически активной части общества, стремления литовской политической элиты обрели четкое и обоснованное направление: защиты суверенитета страны. Именно его со второй четверти XV в. упорно придерживалась рада панов, ощущавшая поддержку знати и дворянской элиты. Хотя политика Ягеллонов была многообразной, почтение к правителю основывалось на том, что он – свой. Ягеллоны это очень хорошо понимали, пользовались этим и были заинтересованы в поощрении такого подхода. Казимир не только перенял геральдику Кейстутовичей, но всегда подчеркивал, что является законным наследником своего дяди Витовта. Великокняжеская традиция выделяла Ягайло и Витовта как идеальную пару монархов, к их наследию апеллировали при обосновании тех или иных своих решений.
Одним из критериев идеальности Ягайло и Витовта было крещение Литвы. В литовских письменных источниках принятие хри-