Картинка — красота. Внизу каменное русло бывшей тут лет триста или поболее тому назад речки, справа покатый склон горушки, по которому скачут гостеприимные хозяева, карабкаясь все выше и выше — никак не могут они с нами расстаться. Салютуют нам каждый из чего может. Слева — высоченная каменная скала, за которую нам и надо перевалить. Ну, пару минут и — здравствуй, простор!
Вдруг — бум! И затрясло нашу стрекозку как в лихорадке. Бортач выпучил глазки и все смотрит в потолок — как будто хочет сквозь железо разглядеть, что же там так бумкнуло. Машину штормит, кидает из стороны в сторону, а за окошками какой-то странный черный дым. Залепили нам братья наши меньшие чем-то тяжелым прямо в двигло. И стрекозка, вместо того, чтобы идти вверх, просаживается потихоньку вниз. Трясет ее, кидает — а вместе с ней и мы веселимся, трясемся и кидаемся. А снаружи как горохом кто-то в корпус швыряет, только такие горошинки иногда даже металл пробивают.
— Бросайте все за борт! — орет бортач. Ну что ж, в чужом монастыре и обед по их расписанию. Поскидали мы берцы, бушлаты, даже штаны сняли, привычными движениями разобрали автоматы — духам только железо без затворов, остальное упадет к ним с неба только с нами!
Бортач рывком распахнул дверь и мы пошвыряли все за борт. Даже сквозь визг подраненного двигателя слышно было как внизу заработал ДШК.
Пум- пум-пум! — очередь криво прошла по борту, продырявив бок многострадальной стрекозы.
— Ух ты, как красиво! — я просунул в одну из дыр палец. — Ежели чего, хорошенький склеп у нас будет, с вентиляцией!
Тяжелый подзатыльник сбил меня с ног — прапор Сергеев услышал сквозь грохот мои слова: — Заткнись, щегол!!!
Я обиженно примолк — щеглом меня уже давно никто не называл, тем более свои.
До спасительного края скалы было метров 15, но раненая машина не могла подняться… И вдруг она завыла, совсем как человек, который понимает что ничего уже не может сделать и осталось только умереть. Майор-летун, уперевшись ногами в педали, еле сдерживая пытающийся вырваться штурвал, закинул голову и, почти разрывая связки, закричал так, что дрогнули горы:
— НУ ЧТО ЖЕ ТЫ, РОДИМАЯ!!! ДАВАЙ, НЕ ВЫДАЙ!!!
И как будто именно этого напряжения не хватало машине, слабых человеческих сил — взмыла она вверх… и тут же что-то рубануло по хвостовой балке, отсекая пропеллер. Машину закрутило вокруг своей оси и, перевалив-таки через уступ, шарахнулась она на камни… Полетели камни, осколки лопастей, полетели мы друг на друга. Лязгнули зубы. Дико закричали раненые — и все смолкло.
Быстро повыскакивали мы через отлетевшую дверь, вытащили раненых. Сидим на камнях, в тельниках да кальсонах — солнышко вовсю жарит, а нас трясет. То ли дрожь умирающей машины все еще живет в нас, то ли отходняк крутит. А скорее всего и то и другое. Рядом вторая стрекоза села, от нее ребята бегут — с бушлатами, какими-то одеялами. Сунули нам в руки фляги со спиртом. Хлебнули мы по нескольку глоточков, вроде отпускать стало. Со стороны солнца прошли прямо над нашими головами четыре вертушки и тут же в ущелье под нами загрохотало, затрещало… Посылки с подарками доставили радушным хозяевам.