И в самом монастыре тоже ничего не изменилось: так же грелась братия на солнечном припеке, так же тянуло из раскрытого погреба соленою рыбою, так же, как весною, когда Митенька сбежал из обители, отец воротник дремал у ворот.
— Споймали? — равнодушно прошамкал он, оглядывая Митрия. — Теперь не убежишь, нет.
Во дворе братия обступила его и Варнаву. Поимка беглого обещаника — юноши, которого отдали родители в монастырь, служником по обещанию, — дело не каждодневное, событие там, где жизнь бедна событиями.
Варнава, довольный тем, что мог рассказать, где и как нашли Митрия, стоял рядом с ним, врал, что приходило в голову. Братия укоризненно гудела, оглядывала мирское платье Митрия, разбитое его лицо, с лицемерием вздыхала, слушая, как нашли его неподалеку от царева дома на Мосеевом острову, куда хлеб возили для царева стола, будто бы Митенька валялся там, напившись водкою, глаза не мог продрать, дерзкий, драчливый, безо всякого смирения…
— Теперь кормщика застигнем, — сказал Варнава, победно оглядывая братию, — не испужаемся вора, смутьяна, богопротивника. Он всем бедам нашим голова. От него и пошло…
Митенька поднял взгляд.
«Что пошло? Что случилось в обители за это время?»
Только сейчас заметил он караульщика с бердышом и двух монахов, прохаживающихся возле хода в монастырскую темницу, — Филофея и Корнилия — оба с алебардами.
— Иди! — приказал Варнава.
Митенька пошел. Монахи, перешептываясь, смотрели ему вслед. Филофей и Корнилий расступились, ключ заскрежетал в замке, из подвала пахнуло сыростью. В сенцах чадил светильничек из нерпичьего жира. Дальше было темно.
— Иди! — крикнул Варнава, и эхо отдало его голос.
Он зажег свечку от светильника, прикрыл трепещущее пламя жирной рукой и зашагал по хлюпающей воде. За вторым поворотом была еще дверь на замке. Варнава отворил ее и, сильно ударив Митеньку коленом, замкнул за ним замок…
— Кого черти принесли? — спросил из темноты сиплый голос.
— Я это! — негромко ответил Митенька, радуясь человеческому голосу. — Я, Горожанин.
— Споймали?
— Споймали.
— И кормщика тоже?
— До кормщика теперь рукой не достать, — ответил Митенька. — Иван Савватеевич нынче у самого царя кормщиком поделался…
В темноте другой голос весело выругался. Сейчас Митенька узнал вдруг и всех сразу: это были монастырские служники-рыбари, кормщики и промышленники, трудами которых кормился и жирел Николо-Корельский монастырь. Здесь маялись: дед Федор, первый по Беломорью промышленник на нерпу, на морского зайца, на моржа; были его дружки рыбари — Аггей и Семисадов; были кормщики Яков да Моисей, Лонгинов да Копылов; был салотопник монастырский Черницын. Все они обступили Митеньку, выспрашивали, все наперебой сами рассказывали и дивились: неужто ничего ни ему, ни Рябову не известно о монастырских происшествиях…