В ажурном папоротнике мы наткнулись на освещенный солнцем скелет. Тщательно осмотрели близлежащие заросли (я на всякий случай приготовил гранату) и приступили к изучению останков. Степан скулил, что его, как любого нормального человека, привлек блестящий в траве предмет, он и сунулся… Череп блестел, как улыбка идиота. Он лежал в траве, опираясь на шейный позвонок, и разглядывал нас с таким же интересом, с каким разглядывали мы его. Скелет валялся рядом, частично «разобранный». Судя по размерам, он принадлежал мужчине крепкого сложения и высокого роста. Ни одежды, ни остатков плоти – только отполированный, обглоданный до блеска скелет. На сколотых позвонках остались вмятины от зубов. Кто-то сильно проголодался – спинной мозг высасывал.
– Еще кого-то вытеснили из его экологической ниши, – равнодушно пробормотала Виола.
Коротышка сунулся в древовидный папоротник и, охнув, побежал обратно. Такая же находка. Поменьше габаритами – возможно, женский. Тонкая черная змея, покрытая малиновыми пятнышками, выползала из пустой глазницы. Свернулась кольцом в траве, уставилась на нас бусинками глаз.
– Вещий Олег… – бормотал коротышка. – Поэзия в чистом виде…
Виола, прочитавшая в детстве несколько книг, принялась объяснять коротышке, что у классика змея обосновалась в черепе лошади, а человеческий череп здесь абсолютно ни при чем. Чуть поодаль мы обнаружили кости животного. Скелет существа распался на составляющие, а массивный угловатый череп мог принадлежать кому угодно – лошади-мутанту, слегка «видоизмененному» медведю. Мы решили не увлекаться экскурсией по кладбищу и пошли дальше. Но не тут-то было! Дно оврага, который мы собрались с ходу форсировать, было заваленно костями! Пройти без остановки оказалось невозможно. Мы встали как вкопанные, тупо смотрели на это печальное зрелище. Здесь погибло десятка полтора людей. Женщины, дети, взрослые мужики. Возможно, их просто загнали в овраг и безжалостно расстреляли…
– Что же тут творилось-то, господи? – бормотал коротышка, приглаживая встающие от ужаса волосинки.
– Пали смертью, – без особых эмоций пояснила Виола. И несколько цинично пошутила: – Штирлиц не любил массовых расстрелов, но отказаться было неудобно… Хочу предупредить, если мы будем сокрушаться над каждым трупом, то далеко не уйдем. Они повсюду, и что теперь? Закрыли глаза, восстановили дыхание, двинулись дальше…
Этому лесу не было края. Наше счастье, что он был проходимым. «Временные» затруднения представлял лишь рослый папоротник – порой его высота достигала нашего роста, листья превышали размах рук, а кромки плосковеток напоминали зазубренные лезвия. В низине сосняк сгустился, кроны сомкнулись, повеяло прохладой. Мы двигались, выставив автоматы, работали по секторам, а коротышка подпрыгивал между нами и жаловался, что ему «как-то не по себе», отвык он уже от приключений со смертельным исходом. Чу! Треснула ветка у кого-то под ногами. Я сел на колено, водрузил короткий ствол на кустистый лозняк, сползающий в лощину. Будь я проклят, если там кто-то не затаился!