— Да. Кто-то мог отворить дверь и оставить трость в то время, как я отлучился, — сказал Кеттл, густо покраснев.
И прежде чем Поппи успела заверить дворецкого, что не осуждает его за естественные человеческие чувства и за то, что он на время покинул свой пост по личным причинам, с нижнего конца трости соскочила крышка.
— Черт побери! — выругался Кеттл, но тут же шлепнул себя пальцами по губам в наказание за недопустимую вольность. — Трость с крышкой на конце! Простите, миледи, но я в жизни не видел ничего подобного. Я знал, что герцог Драммонд — герцог самого необыкновенного сорта. Он источает опасность. И загадочность.
И Кеттл встряхнул трость.
Из нее выпал туго свернутый кусочек бумаги.
Поппи и дворецкий обменялись удивленными взглядами, потом оба нагнулись, чтобы поднять сверточек.
Поппи оказалась первой.
— Благодарю вас, дорогой Кеттл! — крикнула она, поднимаясь по лестнице. — Не думаю, что трость оставил слуга, это сделал кто-то другой, и этот другой рассчитывал, что герцог обнаружит послание. Быть может, это объяснит мне, почему герцогу так необходима жена.
— И убил ли он своего дядю! — крикнул Кеттл ей в ответ.
Да, и это тоже.
Николас чувствовал себя достаточно неловко, когда на следующий день они с Поппи катались по Роттен-роу в Гайд-парке. Она предстала перед получившими отказ претендентами на ее руку в новом для нее качестве очаровательной светской львицы. Однако Николас уже на следующий день после их помолвки узнал, что слухи о нем и о малоизвестной генеалогической линии Драммондов, а также о происшедшем много лет назад бесследном исчезновении его дяди разлетелись по городу с невероятной быстротой. Оба, и он и его нареченная, стали сенсацией в Лондоне, особенно когда появились, на людях в черном блестящем, словно лакированном, фаэтоне с желтыми ободами колес, запряженном парой серых лошадей.
Драммонд и оглянуться не успел, как Поппи отобрала у него поводья. Ее взгляд, когда она маневрировала между другими экипажами, был сосредоточенным и разумным. Только раз она слегка повернула голову, чтобы посмотреть на Николаса, и улыбнулась ему завораживающей улыбкой.
— Я очень люблю править лошадьми.
— Вот так неожиданность, — заметил он снисходительно.
Николасу то и дело хотелось снять с нее одежду, однако он не был особенно удивлен. Он был мужчиной, с обычными для мужчин похотливыми устремлениями, а она была красивой женщиной, чувственно откликавшейся на его порывы, — когда забывала, что терпеть его не может.
Умение править лошадьми стало еще одной причиной его сексуального влечения к Поппи. Женщины беспомощные были скучны ему до слез.