Советница бесцеремонно сорвала черный платок с головы «Стрекозы».
– Да ведь это – «Стрекоза»! – воскликнула она неприятным голосом. – А что эта за девица еще с нею? – продолжала она, указывая на Магдалину. – Извольте сейчас же ответить, что вы здесь делаете и что вам нужно?
Магдалина упорно продолжала молчать, а «Стрекозе» страх сковал язык, и она не могла произнести ни одного слова.
– Что же вы молчите? Разве не можете ответить? – вмешался толстый господин с видом важного сановника, сильно стукнув палкой по каменным плитам.
Этот грозный прием развязал язык Сусанне и вернул ей способность говорить. Она, запинаясь, объяснила, что они были в гостях у Якова…
– Вот, дорогой Эгон, – обратилась советница к появившемуся в эту минуту наверху лестницы молодому Вернеру, – вот явное доказательство, насколько справедливы были мои опасения. С водворением здесь этого Якова ты навязал себе большую беду. Теперь под видом его гостей в дом по ночам таскается всякий народ, и скоро надо будет следить за каждой серебряной ложкой.
При этом отвратительном намеке Магдалина подошла к говорящей, платок спустился с головы на плечи, и она с гордым, вызывающим видом и с высоко поднятой идеально красивой головой смотрела прямо в глаза старой советницы. Вернер быстро спустился с лестницы; яркая краска покрыла его щеки, его голос дрожал от негодования.
– Что вы вздумали, тетушка, так незаслуженно оскорблять этих женщин? Разве преступление зайти в гости к знакомым? Я уже неоднократно говорил вам, почтенная тетушка, – в его голосе звучала насмешка, – и теперь еще раз повторяю, что не позволю вам нападать на Якова, а теперь выражаю еще желание, чтобы вы не преследовали и его друзей.
С этими словами он подошел к выходной двери, широко открыл ее и, вежливо поклонившись, пожелал спокойной ночи обеим женщинам, которые поспешно скрылись во мраке ночи.
Вскоре над городом разразилась страшная гроза. Яркие молнии освещали своими белыми зигзагами маленькую комнатку Магдалины. Девушка, бледная, как смерть, сидела на кровати, поддерживая руками голову; роскошные, распущенные волосы покрывали ее словно черной мантией. В ее молодой душе происходила буря сильнее той, которая бушевала на дворе и потрясала стены монастыря.
– Боже мой, Боже мой, какое мне горе с Линочкой! – вздыхала бедная «Стрекоза», входя в комнату Якова. Несколько дней спустя после описанного происшествия.
– Что же случилось с девочкой? – испуганно спросил старик.
– Не думала я, что она мне на старости лет причинит столько горя, – ответила «Стрекоза», обливаясь горькими слезами. – Всю свою жизнь я билась, как рыба о лед, но безропотно переносила все невзгоды, покорялась воле Божьей. Однако теперь у меня нет больше сил терпеть. Линочка хочет уйти отсюда, покинуть меня. И вот теперь, когда мне уже недолго осталось жить, она оставляет меня одну. Некому будет мне закрыть глаза… Ах!… ах!…