— А бабку мы совсем забыли, — вдруг спохватился Глеб, — закисла поди в своей деревне.
— Ничего, ее Фил освежит. Он же теперь ее активно навещает, как ни странно.
— Фил?! Откуда ты знаешь?
— От мамы.
— Забавно.
— Да уж. Филипп там помогает по хозяйству, чинит, пилит, строгает.
— Может, это запоздалое чувство долга и Карина его дочь?
— При чем тут это! Разумеется, нет. Карина, скорее всего, из того же источника, что и мы, — улыбнулась Элька, — и скандал в день Аниной катастрофы разгорелся именно из-за этого.
— А говоришь, что ты ничего не знаешь.
— А я и не клялась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Это только предположения. А из-за чего еще, скажи пожалуйста?! С какой стати повздорить двум теткам… Я думаю, Аня сказала матери, чья Карина дочь. И все понеслось.
— Опять мыльная опера! А мама в отместку подпилила тормозную дугу, и потому Аня разбилась!
— Тебе бы книжки для домохозяек сочинять. Ничего никто не пилил, к тому же наша мама не то что дугу тормозную, она и дверцу самостоятельно не откроет.
— А вот и неправда! Она в молодости водила машину, как и Аня. Мне Фил рассказал.
— Я смотрю, ты уже расследование ведешь. На меня уже есть досье?
— Пока нет. Зато есть на Карину.
— И что же в нем?
— Порочная связь, — хохотнул Глеб.
— О, скоро и до меня доберешься. Просто у меня нет тяги к экзотике, а так я могла бы…
— Ты про что?
— Про Филиппа.
— И ты, Брут?!
— Слава богу, в том возрасте я даже не поняла, на что он намекает. Я была ребенком с замедленным половым созреванием.
— Какие новости, чем дальше в лес! Чего только не узнаешь случайно о старинных друзьях. Курощуп вонючий… Настоящий друг семьи!
— Тихо! Курощуп, разумеется, но никому не слова. Он не маньяк-убийца и не насильник и не опасен для общества, он просто больной.
— Таким больным не грех шею свернуть! Интересно, почему ты его защищаешь?
— Ни черта я его не защищаю. Я не хочу, чтоб мать узнала. Уж это точно ее доконает. Столько лет перед ней эти живые призраки. Бабкино сумасшествие, Фил, отец… И все время нужно делать добрую мину при плохой игре. И хорошо, что хоть Аня благополучно почила, прости господи! Грех, но я даже благодарна тому, кто помог ей в этом, если таковой, конечно, имеется. У матери мог тогда случиться… ну, не выкидыш, но что-нибудь серьезное, тут уж я пекусь о своей бренной жизни. Зато я говорю честно — мне по самое «не горюй» надоела эта вежливость к мертвым, эти бабкины причитания, тещины вечерки и золовкины посиделки! «Такое горе в семье…» И это горе лет тридцать проедает плешь живым. Да я ни разу не видела эту Аню и скорбь изображать не собираюсь. Умерла — так умерла. Мне безразлично почему. Я только могу предположить, что если бы мы все жили с Аней под одной крышей, то потихоньку оказались бы в дурдоме. У меня в детстве случались кошмары, но я благодарна Создателю за то, что они не слились в один сплошной.