Однако кружки бить уже расхотелось. Столько еще вещей хороших, жалко, я-то свою безделушку выбрала. А Сильвия нет, у нее их слишком много, и все наследственные. И я что-то еще мямлила, а Сильвия опять — тихо-тихо:
— … мы были у врача… Марат болеет. Серьезно. С ним надо ехать на юг, жить на юге… нужны деньги… Я думала, твой Пинсон поможет… но он сразу сказал, что по детям не спец… Он позвонил тебе, а я…
— Понятно…
— Я уже всех обзвонила… а кто-то понять не может — квартира зашибенная в центре, родители за бугром, а денег нет… Не получается по-японски смастерить тысячу птичек — тысячу раз рассказать одно и то же… Даже жалости не выходит…
— Бред! Какая жалость… Найдем деньги, всех тряхнем…
Но у Сильвии явно не было настроения кого-то трясти. Она оседала, как неудачный пирог в духовке, наплевав на все паузы и сноски, на историю с Пинсоном и на весь мир. Слезинки наплывали на нижнее веко, но раздумывали катиться дальше, и в глазах расплывалось прозрачное половодье.
Минут пять длился мой столбняк… хотя я знала, что изобразить. Сильвия наверняка надеялась на это. Я села перед ней на корточки и, конечно, стала всемогущей и уже почти добывшей заветные бумажки, целую анекдотичную кучу денег… И, разумеется, все поправится и образуется, и не дадут Маратику засохнуть, как такое в самом деле может случиться… И придет спаситель Пинсон, астрологический близнец Парацельса… И свечку поставим, и дары принесем в нужную фазу Луны…
Руки Сильвии медленно отпускали напряжение, и то ли они, то ли наши джинсовые коленки пахли тем самым «вторым» сладковатым запахом-дымком… Руки Сильвии стали совсем маленькими, одна дает, другая берет… по мелочи. Сливки уже сняли чьи-то первые руки.
На следующий день Ковалевская радовалась моему возвращению. Мы назвали гостей, назанимали каких-то денег… У Ковалевской на лбу пропечатались сомнения, но Маратика она жаловала, считая, что у ребенка трудное детство… Я нервно звонила Пинсону с вахты, а Ковалевская делала плов. Мы вернулись на круги своя… Последние кадры у Сильвии я помнила туманно, как через марлю.
Недели через две Лилька отправилась к ней с изрядно поредевшей суммой. Но мы решили, что и это в помощь. Потом Ковалевская хмуро отмахивалась от моих вопросов. «Ой, ну разумеется, все обычно, толпа народа, твоя келья разворошенная, там сопит чья-то туша… А на деньги Сильвия округлила глазки… Я ей — а Марат? А она — «да спасибо, здоров»… О тебе спрашивала… Но деньги взяла в конце концов. Отчего ж не взять, если деньги дают…»
Ну и с богом. Холодная осень плавно переходила в сопливую зиму.