– Я к вам-таки с поручением. От Калерии Львовны. Она вам убегать категорически не велит! Она боится, что, пока ее нема, вы сбежите, и передает вам: Хосяк все одно поймает! Он ловит всех, всех! Всех, кто сбегает, и всех, кто только думает сбежать! Вот что она вам передать велела… Но вы обязательно убегайте! Смывайтесь! Я сам, сам помогу вам… И спрятать вас могу… У себя… В домике… А потом…
Серов хотел возразить, что нет никакой возможности достать новую одежду или выцарапать со склада свою, что паспорт и деньги тоже на складе – но, вооруженный опытом прошедшей ночи, лишь вопросительно глянул на сморщенного Пана. А тот снова защелкал, засвистал, зашелся в змеино-соловьином клекоте:
– О майн готт… Ни-ни! Ви мине ничегошеньки не отвечайте… Ви послухайте, я сам, что надо, скажу.
Подошел за накидочкой больной. Академ замолчал.
– Я интеллигентных мущин сразу вижу, – доверительно продолжил он через минуту. – А шо интеллигентам у Хосяка делать? Он их сразу – в дураки, в олигофрены, хи-хи… Слухайте! Послезавтрего я к вам зайду… – соловьиный напев ушел, остался тихо-звенящий змеиный посвист. – Так от! Зайду трудотерапию проводить! Я же не Хосяк вам! Телетерапию проводить мне ни к чему! Так от! Зайду я к вам в палату… А будет дождь. Будет, будет, не перебивайте! Чуют мои кости… Зайду я к вам… И ваши психи враз заноют: «Ной Янович, мне накидочку! И мне! И мне!» А я как гаркну: «Цыц, голота! Я коврик принес. Ну, хто хочет?» А коврика никто брать не захочет, работы много! Они, как псы побитые, и отойдут. А я тогда скажу: «От я новенькому коврик дам!» И вы так это нехотя, может, даже матюкаясь, пакет с ковриком возьмете. А там – документ. Хочь и паршивенький, а документик! И курточка, и штанишки!.. Как раз на вас подберу… Вы их на другой день перед тем, как в баню пойдете, заместо чистой пижамы и белья в полотенце широкое заверните! Полотенце домашнее, скажете! А если санитар вдруг спросит, зачем полотенце небольничное, вы ему отвечайте: «Так хочь жопу как след вытру, Молдован Иваныч!» Он засмеется и отстанет, а не отстанет… Только отстанет, отстанет Молдован! А вы… Вы, когда все мыться будут, и выскользнете. Как мыло! Пока они хватятся…
Внезапно Ной Янович исчез под столом.
Серов недоуменно обернулся. Медперсонала рядом не было, больные, пользуясь отсутствием Хосяка и Калерии, а также полным равнодушием, которое проявлял ко всему, кроме «телетеатра», Глобурда, валялись на солярах, ходили кругами, потихоньку дрались, обливали друг друга какой-то дрянью, кидались шахматными фигурками.