– Сиграет, сиграет… – веселился и подпрыгивал рядом Академ.
– Настрой птицу, уходим. Петьку с той стороны подберем… – не обращая внимания на маленькую обезьянку, тихо прозвенел Хосяк.
– А листки?
– А листки Полкаш возьмет. В квартире пошурует. Найдет. Уничтожит. Потом машиной займется. А через сутки… Ты ведь дала Полкашу попить, рыба моя?
– А то как! – голос Калерии из носового стал гнусавым, резким. – Ладно! Чему быть – того не миновать!
Она развернулась, быстро побежала к машине, вернулась из нее с объемным, в форме куба фельдшерским чемоданчиком. Тут же в темном створе ворот Калерия крышку чемоданчика откинула.
– Пеца-пеца-пеца! Клюнь бяку, клюнь! – коротко обласкав птицу, зашептала она дерзкими, готовыми брызнуть черно-вишневым соком губами петуху прямо в гребень.
Калерия пошептала что-то еще, и петух, худой, огромный, цыпастый, странно напоминающий повадкой и статью Хосяка, угловато вылез из чемоданчика, неспешно расправил примятые перья и, пьяновато подволакивая затекшие ноги, поковылял в монастырский двор.
* * *
Сержант Тебеньков, предупрежденный по рации о каком-то пьяном бомже, снимающем прилюдно штаны, вышел в монастырско-музейный двор.
Вдалеке просеменила монашка. За ней – другая. Долго никого не было. Затем вошел степенно в ворота поздний посетитель с бородкой, в новом фиолетовом плаще, в тапочках модного телесного цвета. Все было спокойно.
«Чего это Синяков горячку порет? Не похоже на него. Затосковал у себя на кладбище… Да и как не тосковать: покойники кругом – грустные, а родственнички у них – веселые…»
Вдруг Тебеньков увидел вбежавшего в монастырский двор черного, огромного, худого как жердь, угловатого, как журавль, с оплечьем седым петуха.
Петух бежал, словно пьяный, бежал, как нанюхавшийся наркоты. Его шатало из стороны в сторону. Он спотыкался, как заведенная кем-то игрушка, с чуть подпорченным, а может, и вовсю барахлящим механизмом. Петух то приостанавливался, то вновь припускал трусцой, взметывал гребень кверху, тихонько клекотал, даже как бы посмеивался в отвисшую почти до земли бороду, потом, как плохой танцор, явно издеваясь, передразнивая кого-то, взлетал на вершок-другой от земли, сучил в воздухе ногами. Вдруг петух на мгновение в полете замер, да так и остался висеть над землей.
Тебеньков про себя успел лишь ахнуть, и в тот же миг в монастырский двор осторожно заглянули двое: высокий мужчина в плаще поверх белого халата и такая же высокая женщина с пылающим, как в лихорадке, лицом, с длинными развевающимися, рыжеватыми волосами. Женщина слегка шевельнула губами, взлетевший петух мягко опустился на землю и механически, с равномерными промежутками времени подымая-опуская голову, побежал за человеком с бородкой. Двое вошедших так и остались стоять в створе ворот.