Через два дня Ходынину объявили о предстоящем смещении с должности.
Еще через три: увольнение произойдет в конце текущей недели.
– На всех одеял не напасешься, – было туманно сказано наверху по поводу скоропалительного ходынинского увольнения.
Высокие слова подхорунжему передали в тот же день. Они ему неожиданно понравились.
«Оно даже и лучше. И тогда было неплохо, и нынче распрекрасно», – не в склад, не в лад подумалось ему про собственное увольнение.
Ближе к вечеру захотелось спуститься в Тайницкий сад.
Сад вечерний, сад Тайницкий плыл над Москвой-рекой и дремал. Тесно прижатые к саду, острились красные ласточкины хвосты кремлевской стены.
Сад был пуст. И все же чье-то присутствие в этом закрытом для обычных посетителей пространстве Ходынин ощущал всей кожей!
Подхорунжий оглянулся. Никого вблизи не было. Тогда он вынул из-за пазухи одного из молодых ястребков – самого сметливого, самого понятливого, усадил на руку.
– Давай, лапа, давай…
Подхорунжий давным-давно знал: сокола и ястребы на имена и клички не отзываются, реагируют только на интонацию, на повышение и понижение тонов человеческого голоса. Поэтому всю приязнь к пропавшему канюку, которого в кабачке, не спросясь, прозвали Митей и которого Ходынин теперь про себя только так и называл (потому что имя от птицы, как и от человека, если уж оно появилось, отодрать невозможно), вложил он в это: «Давай, лапа».
Ястреб нахохлился, вцепился в руку: не хотел взлетать.
Ходынин оглянулся еще раз и тихо свистнул. Потом, сойдя с дорожки, прошел по снегу к трем соснам, росшим кучно, рядом. Здесь когда-то лежал убитый балобаном умный ворон. Сейчас близ сосен никого не было: нынешние во́роны в сад не спешили.
– Давай, лапа, давай!
Ходынин тряхнул рукой. Ястреб, не привыкший к грубым движениям человеческой плоти, резковато взлетел.
Деревья тряхнуло ветром. Ястребок из виду на время исчез. И почти тут же подхорунжий увидел: ястребок гонит стаю сгустков! Не птиц, не птенцов – тех самых вихорьков, которые попадались подхорунжему здесь и раньше.
Ястребок молоденький еще только заходил на второй круг, когда острый поток воздуха ударил его из-под низу: в шею и в грудь. Ястребок упал метрах в двадцати от места, где когда-то лежал мертвый во́рон.
Сгусток исторических призраков исчез.
Ходынин крадучись подошел, глянул.
Грудка ястреба была пробита насквозь. В ней зияла огромная, круглая, по краям очень ровная дыра.