Он улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он, — сама так сама.
Он сел. Я вытерла стол. Ночной океан шумел вдали.
— Скоро можно будет купаться, — сказала я.
Санди взял чашку с кофе.
— Я уеду, — сказал он.
— Когда?
— После твоей свадьбы.
Я задумалась.
— А когда приедешь? — спросила я.
Он покачал головой.
— Пока не знаю.
— А кто знает?
— Много планов. Все надо реализовывать.
— А отдыхать когда?
— Отдыхать некогда.
Мы помолчали. Разговор не клеился. Я огляделась по сторонам в поисках захватывающей темы для беседы.
И тут я увидела его руку, всю в шрамах от операции. Я взяла его руку в свою. Дотронулась пальцами до его шрамов.
Санди молча наблюдал за мной. Тогда я наклонилась и поцеловала его руку.
— Доминик, что ты делаешь? — сказал он.
— Этой рукой ты спас меня, — сказала я.
Он тяжело вздохнул.
— Я нас всех тогда чуть не погубил.
— Ты не был виноват.
— Я не должен был везти тебя в горы.
— Ты не прав. У меня был самый потрясающий год в мире.
Санди недоверчиво посмотрел на меня.
— Чем же он был так потрясающ?
— Всем. Каждой минутой. Каждым мгновением.
— Я знаю, что, когда с человеком случается какая-нибудь трагедия, — сказал он, — у него происходит колоссальный духовный рост.
— Вот видишь.
— Но лучше бы этой трагедии не было, — сказал он.
— Но тогда бы не было бы и роста, — улыбнулась я.
— Ну-у все было бы немного по-другому.
— Кто-то когда-то учил меня воспринимать жизнь такой, как она есть, — сказала я, глядя ему в глаза.
— Это трудно, — сказал он.
— Да, не совсем легко, — согласилась я.
Мы рассмеялись. Стена потихоньку таяла.
— Ты не замерзнешь? — сказал он.
Я и не заметила, что поднялся небольшой ветер.
— Дай мне свою рубашку, — сказала я.
Он снял рубашку и отдал ее мне.
И я без зазрения совести надела ее, хотя Санди остался с голым торсом. Рубашка была теплая и хранила его запах.
— Как твоя нога? — спросил он.
— Нога нормально, я даже уже не хромаю, заметил?
— Заметил. А рука как?
— О, рука давно нормально.
— Очень тяжело было?
— Иногда да, — призналась я.
Он протянул руку и медленно убрал мне за ухо волосы. А я повернулась и осторожно прижалась лицом к его руке.
— Доминик, — сказал он.
— Ничего не говори, — сказала я.
Бог мой, как мне его не хватало…
— Ведь все будет хорошо? — сказала я спустя какое-то время.
— Ты же просила ничего не говорить.
Мы рассмеялись.
— Конечно, все будет хорошо, — сказал он.
Я так и спала в ту ночь в его рубашке в своей постели.
А на следующий день у Брендана был выходной, и мы с ним маялись дурью на нашем пляже. Он решил, что уже надо искупаться в океане. Я так не думала.
Но он все-таки полез в еще холодную воду и даже немного проплыл. Но быстро оттуда выскочил, сизый и трясущийся.