В Сильвенине проявлялись повадки отца, его серьезность, а вот зелеными глазами и особенно улыбкой мальчик пошел в мать. Мы относились к нему с уважением. Вспоминаю, как мы познакомились. Все местные мальчишки собрались у мраморной скамьи зубной клиники со стороны улицы Айяла. Мимо нас прошел священник церкви Ковадонга. Очень неприятный тип, с головы до ног вечно осыпанный перхотью. Две громадные шишки на лбу, тонкие, вялые губы, вечно влажные; когда он обращался с проповедью после воскресной мессы к прихожанам, то брызгал слюной во все стороны, истово бичуя грехи и пороки. А когда цедил сквозь зубы молитвы, густая белая пена скапливалась в уголках рта. Все мы, хорошо выдрессированные в колледже, суетливо выстроились в очередь, чтобы приложиться к милосердной руке прелата, которую он, не отстраняясь, вяло протянул нам в знак милости к нашему глубокому почтению. Все, кроме Сильвенина; когда мы вновь сбились в стайку, он довольно громко спросил нас: «А знаете, что священники жопу не моют?»
Все посмеялись его остроумию, но я вдруг почувствовал мерзкий холодок необъяснимого страха оттого, что важная тайна, свято хранимая в моем доме, может быть раскрыта, а еще некую связь, которая с этих пор соединила нашу семью с этим мальчиком. Сейчас даже не смогу сказать почему, наверное из-за образа мыслей родителей, но я не помню, чтобы дома мне когда-нибудь говорили о Церкви, священниках, клире, о религии вообще. Все сводилось исключительно к зубрежке Священного Писания и катехизиса. Единственное, что сохранила моя память: иногда мне помогали готовить домашние уроки. Сейчас я полагаю: родители боялись, что я усвою то, о чем они размышляют, а я боялся узнать их мировоззрение. Это была особая форма нашего общего неписаного договора, частью которого был и шкаф, где обитал мой папа, и вдовство мамы. Все было по-настоящему, и ничто не было правдой.
Должно быть, в отречении обретаешь чудесный дар, плоды, которые порождает жесткий, колючий кустарник под названием жизнь? Я самого себя спрашиваю: в силах ли я превратить себя в жесткий кустарник, древо с колючим сухим стволом, которое тянется к горним высям, питаясь силой греха и покаяния, блужданиями и возвращением на истинный путь, гордыней и унижением? Признаюсь, падре: после бесконечных зим и изнуряющих засух я знаю, что внутри меня зародились ростки будущих цветов, которые со временем способны принести плоды. Я исключил для себя предназначение пастора и решил влиться в стадо. Прошло полгода после первой моей беседы с Эленой. Случались и другие, нежданные и искусно подстроенные встречи. Всякий раз я выказывал искреннюю чистоту намерений, чувств и даже, как я уже имел честь поведать Вам об этом, пылкую и ревностную дружбу.