Появился Пасар. Она бросилась в его объятия и зарыдала, сотрясаясь всем телом от пережитого ужаса. Тутанхамон тоже дрожал. Сати и соученик царя обняли его и пытались успокоить, затем Сати отвела его в ванную, а оттуда направилась с ним в его покои, подальше от умирающих.
Пасар тоже увел Анкесенпаатон в большой зал.
Медленно ступая, Сати снова вошла в комнату. Она погладила каждую кобру и посадила змей по очереди обратно в корзину. Затем накрыла корзину крышкой и пошла к Тутанхамону.
Крики в саду постепенно смолкали. Вскоре Начальник охраны спустился туда и осмотрел сад и его окрестности.
— Но кто убил всех этих людей? — вернувшись во дворец, спросил он, глядя ошеломленно на шесть трупов, валявшихся в комнате кормилицы.
— Царь убил одного, я убила другого, и Уаджиит расправилась с остальными, — ответила Сати.
Уаджиит — богиня-кобра. Командир посмотрел на Сати как на сумасшедшую.
— В садах их было около тридцати! — воскликнул командир. — Мы их уничтожили. Другие убежали. Они убили четырех стражников, охранявших покои царя. Чего они хотели?
— Похитить царя или убить его, — ответила она, совершенно обессиленная.
— Но кто были эти убийцы? — спросил Пасар.
Командир покачал головой.
— Не знаю. Действительно не знаю. Но, к счастью, ты вызвал нас.
По распоряжению Сеферхора командир вышел на террасу и позвал своих людей, чтобы они вынесли трупы. Слуг, разбуженных грохотом битвы, заставили подогреть молоко. После, когда уже забрезжил рассвет, они явились, чтобы вымыть комнату, в которой произошло массовое убийство.
Тутанхамона уже уложили в постель. Анкесенпаатон с Пасаром пришли его навестить — у царя был жар. Сидя в его изголовье, Сеферхор казался озабоченным и рылся в своем сундучке с флаконами. Мальчик произносил бессвязные слова.
Анкесенпаатон, Пасар, Рехмера, соученик Тутанхамона, и Сати перешли в зал, что находился на нижнем этаже. Анкесенпаатон села на край большого фонтана, где вскоре должны были распуститься лотосы. Эти цветы, как ей когда-то говорили, закрывались во время шествия Анубиса.
Все четверо пили теплое молоко, наблюдая за тем, как разгорается день. Стояла полная тишина.
Вскоре из покоев царя вышел Сеферхор и обратился к царице:
— Шок от стольких убийств и от того, что он сам убил человека, вызвал у него повышение температуры. Я дал ему снотворное, чтобы он успокоился. Он что-то бормочет о дочери Амона, но я не смог этого понять, и вполне возможно, что он не вспомнит более об этих событиях.
— Тем лучше, — сказала Анкесенпаатон.
Когда занялся день, Сати наполнила чашку молоком и отнесла ее в свою комнату, где уже было чисто.